Карнак и загадка Атлантиды - Жан Маркаль Страница 18

Прежде всего бросается в глаза изображение богини холмов, столько раз встречавшееся в дольменах Морбиана. Здесь, на Гавринисе, оно имеет древовидную форму, если только это не волосы или не волнение на море. Как знать? Однако изначальная схема идола в форме щитка опознается. Есть также топоры без топорищ, змеевидные знаки, концентрические круги (но никогда не спирали, как в аналогичном памятнике Нью-Грейндж в Ирландии), дуги, стилизованные стебли растений, древовидные разветвления, которые могут означать папоротники, если только это не позвоночники с ребрами или не рыбьи скелеты. Толкований много, и одни стоят других. Можно даже разглядеть на плите пола камеры персонажа с большой головой и маленькими ножками, и более или менее официальные гиды утверждают, что это неолитическая богиня. Это толкование или, вернее, «видение» более чем сомнительно: мегалитическое искусство было абстрактным, геометрическим или схематическим, но, кроме отдельных конкретных элементов, никогда не было антропоморфным.

На самом деле, даже если пытаться объяснять эти загадочные рисунки опасно, можно их чувствовать, сознавая, чем они являются: это объекты, которые выступают посредниками между далеким прошлым, о котором мы почти не имеем исторических знаний, и нашей цивилизацией (с ее чувствительностью и духовностью). И, не впадая в истолковательский бред, который лишь сделал бы эти знаки более далекими, более недоступными, позволительно увидеть в них нечто иное по сравнению с тем, что дружно видят археологи и официальные специалисты по доисторическим временам, чья основная задача — классифицировать и сохранять.

Поскольку изображение человека как такового в этих петроглифах, особенно на Гавринисе, отсутствует, достаточно поискать элементы, которым мегалитические художники могли здесь придать несколько смыслов. Прежде всего это волосы, явный знак могущества и знатности (прежде чем обвинять длинноволосых юнцов во всех грехах, вспомним Самсона и Далилу!). Но эти волосы — еще и волны моря, могут они быть и языками пламени, обозначая также солярное божество. То, что называется аналогией, — изобретение не нашего века, и метафора существует только как наложение образов и представлений. Волосы, которые, таким образом, являются самым наглядным признаком власти в так называемых примитивных цивилизациях, вполне могут ассоциироваться с огнем, символом могущества и жизни, а также с морем, тоже символом жизни и силы, порой неуправляемой. В Гавринисе большинство изображений исходит из образа волос или напоминает их, равно как бурю на море или пламя пожара, вспыхнувшего от молнии и пожирающего целые леса: не солнечное ли это божество, покоившееся в темных холмах во время своего долгого сна, наконец просыпается и сокрушает мир?

На этот мотив волос накладывается мотив ожерелья, перекликаясь с волосами и развивая этот образ в естественных рамках рисунка. В мегалитических памятниках обнаружено множество бусин от ожерелий, и это, несомненно, очень важный элемент парадного убранства: это знак могущества. Кельты, наследники мегалитической цивилизации, широко использовали это украшение и развили его символический смысл, прежде всего в своих знаменитых торквесах. Такой памятник, как Гавринис, целиком посвящен «могуществу и славе». У подобного обилия декоративных украшений должно быть объяснение. Конечно, наличие функции могилы несомненно, но позволительно задаться вопросом, не совершались ли здесь внутри, по случаю определенных праздников, ритуалы более или менее тайные и рассчитанные на элиту. Культурный аспект неотделим от погребального.

Комментарии напрашиваются и к другому мотиву — топоров: топор без топорища, во всей своей изначальной чистоте, есть символ силы, ставший образом божества-покровителя. Он часто соседствует со змеевидными знаками. Но во всех традициях змеи, как и драконы, с которыми их часто путают, были стражами сокровищ Иного Мира.

Ведь Гавринис, как и большинство холмов этого рода, — воистину Иной Мир, сфера иррационального и фантастического. Камень более не камень: полностью лишившись материальности, он стал самым ослепительным свидетельством триумфа созидательного духа над косной массой, триумфа жизни над смертью. И века этому не помеха. Под сенью холмов образ неведомой богини еще взирает на отдельных почитателей, которые отваживаются забираться в святилища, чтобы попытаться уловить ничтожную частицу бесконечности. К несчастью, от этого трансцендентального образа вселенной, созданного народами, чьи имена история забыла, нам остались только негативы, высеченные на камне памятника, который был тысячелетиями затерян на островке, исхлестанном волнами. Кто откроет истинный лик этого божества? Кто сможет когда-либо начертать истинные контуры этого безграничного святилища, соразмерного бесконечности, которую являют собой великие ансамбли Карнака и сопредельной области?

К концу эпохи неолита мегалитическая цивилизация распространилась на большую часть европейского континента. Это значит, что «дольмены» и «менгиры» встречаются и во многих других местах, помимо Бретани. Однако приходится признать, что более всего насыщены этими памятниками регионы Атлантики, что как будто указывает на то, что мегалитизм по преимуществу характерен для крайнего Запада. На самом деле, почти все памятники той эпохи находятся во Франции, в Испании, Португалии, Великобритании, Ирландии и Скандинавии. Это наблюдение сделать очень просто: чем дальше в глубь континента, чем ближе к Средиземному морю, тем меньше мегалитических памятников. Кроме того, наибольшая плотность — на морском побережье или вблизи него и в областях, где протекают большие реки, впадающие в море или в другие реки. Может быть, строители мегалитов были мореходами? Есть сильное искушение так считать. Но тогда возникает вопрос: откуда они пришли, с востока или с запада?

Мегалитический период совпадает с переменой в обычаях и, вероятно, в интеллектуальных представлениях народов. Второй каменный век, то есть век полированного камня, или неолит, век, к которому по необходимости относится мегалитическая цивилизация, не следует воспринимать как нечто полностью застывшее и «монолитное». Прежде всего он растянулся на несколько тысячелетий, и вполне может оказаться, что он состоит из разных фаз, если заняться достаточно глубоким анализом его следов, которыми располагают исследователи. Далее, надо подчеркнуть фундаментально важный факт: неолит не начался повсюду одновременно и не прекратился внезапно. Это очевидно усложняет толкования, какие нужно дать некоторым явлениям. А в конце неолита, когда использование камня преобладало, начали использовать металлы: прежде всего золото, несомненно, поразившее людей красотой и редкостью, а также медь, которая могла служить неким эрзацем золота. Но поскольку золото, как мягкий металл, не годилось для изготовления оружия или предметов обихода, оно стало основным материалом для украшений и для демонстрации могущества. Известно, что для этого использовалась и медь, но в меньшей степени. В мегалитических памятниках обнаружили многочисленные медные предметы, что предполагает владение техникой добычи и очистки сырой руды. Мегалитический период часто называли халколитическим. Понемногу вошло в обычай смешивать медь с другим металлом, оловом, чтобы получать более прочный и более надежный сплав — бронзу. А ведь отмечено, что мегалитические центры находились вблизи оловянных и медных копей либо на морских или сухопутных путях перевозки и торговли этими металлами. Так, можно говорить об Оловянном пути, который, если упрощать, идет от Эгейского моря до Ирландии через Испанию, армориканскую Бретань и Корнуолл. Это зона, где отмечена наибольшая плотность размещения мегалитических памятников, и сопоставление двух этих фактов напрашивается. Но ведь бронза появляется только на последней стадии мегалитического периода; значит, надо сделать вывод, что не «обработчики бронзы» стояли у истоков мегалитической архитектуры и искусства, а напротив, это народы мегалитов изобрели выплавку меди, а потом бронзы.