Тамбовский волк - Виктор Юнак Страница 19

— Неважно! — сказал наконец Троцкий, плюнув на поиски. — Вы меня знаете. Моя фамилия Троцкий.

— Где пропуск? — упрямо твердил часовой. — Прохода нет, никаких я фамилий не знаю.

— Да я председатель Петроградского Совета.

— Ну, — отвечал солдат, — уж если вы такое важное лицо, так должна же у вас быть хотя бы маленькая бумажка.

Троцкий на удивление был весьма терпелив и спокоен.

— Пропустите меня к коменданту, — попросил он.

Солдат заколебался, потом тихо заворчал:

— Нечего беспокоить коменданта ради всякого приходящего.

В этот момент мимо проходил разводящий, заинтересовавшийся этим довольно долгим диалогом. Кивком головы часовой подозвал его. Троцкий объяснил подошедшему суть дела и закончил:

— Моя фамилия Троцкий.

— Троцкий? — почесал затылок разводящий. — Слышал я где-то это имя... Ну ладно, проходите, товарищ.

Всю ночь с 23 на 24 октября Александр Фёдорович Керенский, министр-председатель Временного правительства и одновременно Верховный главнокомандующий вооружённых сил, провёл в Главном штабе, что напротив Зимнего дворца. Он писал приказ за приказом, стремясь защитить Петроград от надвигавшейся революционной грозы.

Он приказал всем владельцам автомобилей доставить их в распоряжение штаба под угрозой "всей строгости законов". Запретил всякие выступления "под страхом предания суду за вооружённый мятеж". Приказал войскам не исполнять приказов, "исходящих от различных организаций". И, наконец, написал приказ, где строжайше приказывал исполнять приказы штаба Петроградского военного округа, указав, что "при штабе находятся комиссары ЦИК и, поэтому, неисполнение приказов будет считаться дезорганизацией и распылением революционного гарнизона..."

Керенский постоянно давил на командующего Петроградским военным округом полковника Полковникова, обвиняя того в бездействии. Министр-председатель ошибался. Полковников далеко не бездействовал. Он также писал и рассылал приказ за приказом. И порою, его приказы были более предусмотрительны, нежели указания самого главы правительства. К Петрограду незаметно стягивались самые надёжные и преданные Временному правительству полки, выбранные из разбросанных по всему фронту дивизий. В Зимнем дворце расположилась юнкерская артиллерия. На улицах впервые с дней Июльского восстания появились казачьи патрули. В 1 час 55 минут из Царского Села был вызван полк "увечных воинов", в 3 часа 15 минут — 1-я рота 2-й Петергофской школы прапорщиков, а в 4 часа 30 минут — батарея гвардейской конной артиллерии из Павловска. Одновременно с этим по телефону был вызван 1-й Петроградский женский батальон из Левашова.

Впрочем, из всех частей, вызванных в эту ночь, прибыл только женский батальон. Остальные либо отказались, либо были задержаны постановлениями местных Советов. Свыше тысячи "ударниц" выстроились для парада, как и было сказано, перед Зимним дворцом. Но когда они узнали, что цель вызова — защита Временного правительства, то единодушно потребовали отправки обратно, в Левашово. С трудом удалось удержать лишь одну полуроту в составе 136 человек, сказав им, что завтра они будут отправлены в Волкову деревню на охрану бензиновых складов Нобеля. "Ударницы" разместились на первом этаже Зимнего дворца, справа от Комендатского подъезда, в бывших квартирах царского министерства двора.

Полковников подписал очередной приказ:

"Приказываю всем частям и командам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказа из штаба округа.

Всякие самостоятельные выступления запрещаю.

Все офицеры, выступившие помимо приказа своих начальников, будут преданы суду за вооружённый мятеж.

Категорически запрещаю исполнение войсками каких-либо приказов, исходящих из различных организаций..."

Но почва уходила из-под ног Временного правительства. Автомобилей после приказа Керенского не только не прибавилось, но стали загадочно исчезать даже те, которые уже стояли у ворот Главного штаба. Хотя на подступах к нему, на углу Морской улицы и Невского проспекта отряды солдат, вооружённых винтовками с примкнутыми штыками, останавливали все частные автомобили, высаживали из них седоков и направляли машины к Зимнему дворцу. На всё это с любопытством глядела большая толпа. Никто не знал, за кого эти солдаты — за Временное правительство или за Военно-революционный комитет. У Казанского собора происходило то же самое. Автомобили отправлялись оттуда вверх по Невскому.

Вдруг появилось пять-шесть матросов, также вооружённых винтовками. Взволнованно смеясь, они вступили в разговор с двумя солдатами. На их матросских бескозырках были надписи "Аврора" и "Заря свободы".

— Кронштадт идёт! — крикнул один из этих матросов.

К Зимнему дворцу подошли юнкера и сменили дежуривших там самокатчиков. Затем подошёл женский батальон, который, продемонстрировав верность правительству, тут же строем и удалился.

В Малахитовом зале Зимнего дворца Керенский срочно созвал министров, которые дремали по разным комнатам. Он предложил издать постановление о привлечении к суду членов Военно-революционного комитета за издание телефонограммы от 22 октября о неподчинении штабу округа, снова взять под стражу тех большевиков-участников событий 3-5 июля, которые были освобождены под залог в сентябре. А главное — закрыть большевистские газеты "Рабочий путь" и "Солдат". Для придания видимости объективности решено было закрыть одновременно и две черносотенные бульварные газетёнки "Новая Русь" и "Живое слово".

Но лишь последнее предложение Керенского не встретило возражений. Что же касается арестов, то министры высказали опасения, как бы они не вызвали вооружённых протестов и не спровоцировали начало выступления.

— Именно этого я и желаю, — слишком самоуверенно ответил Керенский, — ибо сил у Временного правительства достаточно, чтобы разгромить любое уличное выступление.

В конечном итоге, одобрив в принципе аресты членов ВРК, правительство всё же воздержалось от рекомендаций немедленно привести их в действие. А если бы не отказалось? Ведь на дворе пока ещё было 24 октября, и Ленин в Смольном отсутствовал. Но что бы сделал даже Ленин без арестованных ближайших соратников? Ведь его тогда ещё даже в лицо почти не знали.

Демобилизация старой армии, да ещё и большевизация её способствовали тому, что с фронтов в тамбовские сёла и городки хлынули массы солдат-большевиков. Тамбовский губком РСДРП(б) воспрянул духом. Появился реальный оппонент эсеровским идеям. Появилась возможность совершить переворот: ведь многие фронтовики вернулись с оружием. Решили попробовать в уездах: Козловском, Моршанском и других. В Кирсанове процент демобилизованных оказался самым большим во всей губернии. Возглавил военно-революционный комитет Кирсанова некто Трунин. Боевая дружина, собранная им, насчитывала несколько десятков человек. С красными флагами и транспарантами: "Вся власть Советам!" — они двинулись по центральной улице по направлению к зданию бывшей земской управы, где теперь располагался уездный исполнительный комитет. По обочинам толпились любопытные. Извозчики едва удерживали испугавшихся лошадей.