Двенадцать минут любви - Капка Кассабова Страница 19

Джейсон отправился в номер, а я в бешенстве рванула во тьму боковых улочек, надеясь, что «прекрасный принц» не позволит мне скитаться одной. Но с какой стати? Оставлял же он меня сидеть часами в одиночестве на милонгах!

(Пауза. Давайте начистоту: он предоставлял меня самой себе, чтобы я могла отвечать на приглашения других мужчин. Но влюбленной женщине трудно мыслить рационально, я мечтала видеть его рядом и танцевать с ним. Конец истории.)

Недалеко от меня в отбросах рыскали картонерос — люди, зарабатывающие на жизнь, сдавая картон на переработку. Они беззлобно выкрикивали непристойности в мой адрес, а я думала, что, если они меня изнасилуют, это послужит ему уроком. Присев на оконный карниз посреди разбитой мостовой и мусора, утонула в жалости к себе.

Всё не то: и Буэнос-Айрес, и наши танго-отношения, которые родились из этого танца, а теперь лишали его магии и красоты, подобно тому как бронка портила атмосферу города «чистого воздуха» [4].

Пока я оплакивала Аргентину и себя, втайне веря, что Джейсон появится и одним взмахом руки спасет нас обеих, ну или хотя бы одну из нас, напротив меня возник аргентинец в разбитых ковбойских сапогах и с помятым лицом. Вышел он, судя по вывеске над дверью, из порнографического видеосалона, внутри которого горел красный свет.

– Красавица, все в порядке? Ждешь кого-то?

— Нет, — с горечью призналась я. — Потому что он не придет.

— Ну, тогда не стоит ждать, — он собрался уходить, но остановился. — Если хочешь знать мое мнение, не стоит ждать. Ничего и никого. Я тоже влюблялся, но после того, как мне пару раз разбивали сердце, зарубил себе на носу. Чао, милашка, иди-ка ты домой.

Где-то вдалеке раздавались сирены. Я воспользовалась советом и вернулась в отель к Джейсону. Он порывисто обнял меня, и мы уселись смотреть телевизор — там чьи-то ноги «рисовали» замысловатые украшения. Дорогие друзья танго…

Дела пошли на лад, когда Джейсон уехал в Уругвай. Я осталась, потому что свадьбы, даже чужие, меня никогда не привлекали. Кроме того, я просто не могла пропустить городской чемпионат Буэнос-Айреса. Это было соревнование непрофессиональных пар социального танго, демонстрирующих тонкости техники, а не обнаженные бедра, как принято в шоу-танго. Первичный отбор участников проходил на регулярных милонгах.

Я отправилась в центральный клуб под названием Porteño y Bailarin (самые интересные мероприятия по четвергам). И там по воле судьбы, будучи единственной иностранкой, познакомилась с Мерседес и ее другом Марио, торговцем автомобилями лет сорока в кремовом костюме с лицом героя-любовника, в глазах которого было то, чего я не встречала ни у одного автомобильного дилера, — ирония. Городская, типично буэнос-айресская ирония человека, который вот уже двадцать лет посещает милонги. Он мне сразу понравился, и я мгновенно влюбилась в Мерседес, миниатюрную, семидесятилетнюю, с аккуратно накрашенными губами. Бывшая балерина, она все это уже видела, но не теряла интереса.

Меня пригласили за их столик посередине зала, в «партере», совсем рядом с танцполом. Танцуя одну или две танды за ночь, основную часть времени Мерседес просиживала, потягивая шампанское, охлаждавшееся в ведерке, и комментируя происходящее к восторгу тех, кто сидел позади нее.

— Вон горбун из «Собора Парижской Богоматери»! Посмотрите на постуру. Вперился в пол, монетки, что ли, выискивает? А это что за развалина с крысиным хвостиком идет?

Она показала на скандально известного милонгеро по кличке Итальянец — местного жителя, впрочем, никакого отношения к Италии не имевшего. Если верить слухам, раньше он работал плотником и обитал с семьей в Милуоки, но через тридцать лет респектабельной жизни вернулся в столицу греха холостяком и продавцом наркотиков. Семь ночей в неделю на милонгах появлялись его «беременный» живот и рубашка с пятнами пота. Их обладатель жевал наркоту, строил рожи невидимым соперникам и беззвучно, одними губами, напевал песни, каждую из которых знал наизусть.

— Парень с приветом, — продолжала Мерседес. — А пристает к молоденьким цыпочкам. И ведь танцуют же они с ним! Воистину, женщины — идиотки! Нет у них мозгов.

— Ох, Мерседес, — попытался протестовать Марио, но возражать ей бесполезно. Она всегда была права. Тем не менее, когда позднее Итальянец возник на моем пути, я выдержала испепеляющий взгляд экс-балерины и откликнулась на его приглашение. Виной тому любопытство: наблюдая, как он двигался в компании длинноногой и длиннорукой нимфы, трудно было не поверить… во что-то хорошее. На его лице блуждало отсутствующее и блаженное выражение, он бережно обнимал голую спину своей партнерши, а губы шептали слова вальса «Моя душа». Сам он называл себя «грязным старикашкой», но придерживался важного принципа танго: «На улице ты можешь казаться последней пьянью, но здесь, на танцполе, где знакомы каждый сантиметр, каждая песня, каждый такт музыки, на двенадцать минут твои грехи искупаются».

После пары милонг, во время которых он не пропускал ни одного такта и «загонял» меня до того, что впору было менять мокрую от пота одежду, я спросила: «Почему вы вернулись в Буэнос-Айрес?»

Начинался следующий танец. Его глаза сверкнули, он снова взял меня за руку и ответил: «Con el lungo Pantaleón / Pepino y el Loco Juan».

Я не поняла ничего, кроме двух вещей. Во-первых, фраза прозвучала на лунфардо, урбанистическом жаргоне, подвластном только старым жителям Буэнос-Айреса. Во-вторых, это была первая строчка из звучавшей в тот момент лихой милонги Un baile a beneficio («Благотворительный бал»). Танцуя, он шептал мне в ухо слова песни, рассчитывая сразить меня наповал, но вместо этого убил всякий интерес к себе и желание танцевать с ним дальше.

(Пауза. Во всех странах можно встретить представителей особой породы мужчин, которые во время танды без звука напевают вам в ухо, бормочут, вздыхают — в общем, издают загадочные отвлекающие звуки. Подобное музыкальное сопровождение навсегда отбивает охоту танцевать с их авторами.)

Возвращаясь за столик Мерседес, я чувствовала себя пристыженной, а она демонстративно молчала. Марио посмотрел на «женщину без мозгов» и приподнял брови в присущей ему ироничной манере, на их лицах читалось выражение: «В следующий раз будешь знать».

— Мерседес, — моя попытка восстановить мир. — Каковы основные правила чемпионата?

— Есть два категории: социальное танго и шоу-танго. В социальном не должно быть никаких вольностей. Никаких ганчо, никаких глупостей.

— В сценическом же нет места для скромности, — усмехнулся Марио. Как и его спутница, он был ярым приверженцем стиля милонгеро.

— О, кого я вижу, стоило остаться одному, как на свежую кровь потянуло? — взглядом Мерседес указывала на элегантную пару.

Мужчина, известный танцор Рикардо, с хвостиком и в блестящем черном пиджаке, походил на преуспевающего сутенера. А женщина была стюардессой из Франции с дымчатым макияжем глаз, которые сверкали холодным блеском тангомании. Мы уже встречались, она подходила ко мне после моего танца с Рикардо.