КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко Страница 19

«Я надеюсь, что, вспоминая о моих обязанностях по отношению к Америке, вы вспомните о ваших и поможете мне во всем, поскольку я американский гражданин»» (ОКУ. Прил. 13. С. 701–703).

В наступившем новом году оба участника поединка — Освальд и КГБ — начали отсчет следующей минуты второго раунда. И опять, как и в московском раунде, инициатива принадлежала американскому «марксисту». КГБ был вынужден строить свою тактику на контратаках. С учетом новых моментов в поведении Освальда нужно было соответствующим образом проинструктировать агентуру, работающую по делу, сопоставлять ее сообщения о высказываниях Освальда среди окружения по поводу своих дальнейших планов с содержанием его переписки с американским посольством.

«В дневнике за этот период Освальд писал, что «он все время ожидает возможности вернуться назад в США», и добавлял, что один из его приятелей одобрил этот план, но предостерегал его ни с кем не обсуждать свои намерения. (Нет никакого сомнения в том, что советские власти перехватывали и читали переписку Освальда с посольством и, таким образом, знали о его намерениях.

Вскоре после начала переписки Красный Крест перестал выплачивать ему ежемесячное пособие.)» (ОКУ. Прил. 13. С. 702).

Безусловно, не могло быть никаких сомнений в том, что переписка Освальда с посольством контролировалась — ведь на него велось дело по подозрению в шпионаже. Но даже если бы его письмо проскочило сквозь фильтры в Минске, оно неминуемо было бы перехвачено в Москве. В те годы посольства двух главных противников по холодной войне считались оплотом подрывной деятельности на территории друг друга и являлись объектами пристального внимания со стороны контрразведок обеих сторон, а контроль переписки, проходящей через канал национальной почты, был рутинным элементом такого внимания. Материалы такого контроля поступали и накапливались в том подразделении контрразведки, объектом разработки которого являлось посольство. «Контрразведывательное обеспечение» посольства США в Москве осуществлял 1-й отдел Второго главного управления КГБ. Контроль переписки помогал отслеживать связи посольства с различными советскими организациями и отдельными лицами, а также выявлять граждан, стремившихся установить контакты с посольством. Почтовые отправления анализировались на присутствие в их содержании возможных условностей и проверялись на наличие скрытого текста, нанесенного тайнописными средствами.

Естественно, установление Освальдом контакта, пока письменного, с посольством привело к необходимости согласования мер между минскими и московскими чекистами на случай дальнейшего сближения его с американским официальным представительством.

Между тем изучение Освальда в Минске продолжалось, собирались сведения о его прошлом, перепроверялись данные о его военной службе для сопоставления и анализа. Так, в самом начале 1961 года друзья поинтересовались, какие причины побудили его приехать в Советский Союз. Освальд сначала попытался отшутиться, а затем сказал, что он «человек одинокий и ему все равно, где жить», ни словом не упомянув при этом об уже сложившемся стремлении уехать назад в США. Спустя несколько дней один из знакомых проявил интерес к его воинской службе и даже попросил показать элементы строевой подготовки в армии США. Освальд охотно рассказал, что служил с 24 октября 1956 года по 11 сентября 1959 года, был рядовым, несколько месяцев проходил подготовку, связанную с радиоэлектроникой и радиолокацией, продемонстрировал документы, подтверждающие прохождение такой подготовки, и документ об увольнении из армии с оценкой «Honorable». Показывал, сопровождая свой рассказ о службе, солдатский билет, схему какого-то японского города, пропуск в бар, где он проводил свободное время. Затем почти в течение часа с увлечением демонстрировал технику строевой подготовки.

В марте, когда Освальд уже поддерживал переписку с американским посольством, он все еще скрывал от своего окружения созревшее намерение вернуться в США. Однажды во время вечеринки в кругу приятелей произошел забавный эпизод. За чаем возник спор о сладостях — конфетах, печенье, халве. Освальд тоже принял участие в этом разговоре.

«Я очень люблю халву, — заявил он. — У нас в Америке есть всякие конфеты, а халвы нет. И вы знаете, что я сделаю? Когда я вернусь в Америку, я открою лавку, буду делать и продавать халву…». «И тебя ждет огромный успех, у тебя не будет конкурентов», — заметил один из присутствующих. «Да, у меня не будет конкурентов, — ответил Освальд, но, видно, спохватившись, быстро продолжил — Я не поеду в Амер…». Тут он, оборвав фразу на полуслове, чтобы перевести разговор и отвлечь внимание, поспешил задать вопрос: «А вы не знаете рецепт изготовления халвы?» Он все еще пытался утаить от приятелей свои планы возвращения в США.

В феврале Освальд вдруг решает заняться изучением немецкого языка и приобретает два словаря и учебник. В этот же период он проявляет повышенный интерес к прибывающим в Минск иностранцам, в первую очередь американцам и немцам. Однако немцы из ГДР у него эмоций не вызывают.

В середине марта в Минск с гастролями прибывает Мичиганский симфонический оркестр. Освальд не в состоянии сдерживать свои ностальгические чувства и прямо-таки рвется к контактам с приехавшими американцами. Наверное, все же ностальгия вызывает сильные переживания не только у русских эмигрантов, о чем много говорится и пишется, но и у представителей других народов, даже такого прагматичного и рационального, как американский.

«На второй неделе марта, когда г-жа Кэтрин Мэллори приехала на гастроли в Минск с симфоническим оркестром Мичиганского университета, ее окружили любопытствующие жители Минска. В это время какой-то молодой человек выступил из толпы, назвал себя техасцем и бывшим солдатом морской пехоты и спросил, не нужен ли ей переводчик. В течение следующих 15 или 20 минут он действительно переводил для г-жи Мэллори. Потом он сказал, что презирает США и надеется остаться в Минске до конца своей жизни. Г-жа Мэллори не может ручаться, что ее переводчиком был Освальд, но лично она в этом убеждена» (ОКУ. Прил. 13. С. 708).

Но автор готов поручиться, что переводчиком г-жи Мэллори был Освальд и что ее убежденность правильна. Мне позволяет это сделать достоверная информация из оперативного дела Налима.

В период гастролей университетского оркестра Освальд общался со многими из приехавших американцев. Первые контакты произошли в городе — в магазинах и на улице. Он не только беседовал с земляками, но и помогал им делать покупки. С двумя девушками он познакомился на улице, затем долго разговаривал, показывал город, помог покупать конфеты. Вдень первого концерта он отправился в гостиницу «Минск», где, по его собственным словам, «было много американцев в холле и с ними можно было легко поговорить». Где-то среди этих американцев и находилась, очевидно, г-жа Мэллори. Освальд присутствовал на концерте оркестра. После концерта, когда часть публики уже разошлась, на сцену вышли несколько американцев. Оставшиеся в зале подошли к ним, и завязалась оживленная беседа. Вместе с друзьями там находился и Освальд. Он разговорился с высоким американцем в очках, который хорошо говорил по-русски, и в процессе беседы выяснилось, что тот более десяти лет изучал русский язык. Освальд высоко оценил игру оркестра, а собеседнику заявил, что разговаривает с ним как с человеком с другой планеты. Пока происходило это общение публики и оркестрантов, Освальд передал американцам несколько программ от желающих получить автографы, то есть выполнял роль переводчика. В разговоре с американскими студентами — участниками оркестра Освальд заметил, что «хотел бы попасть на родину».