Юрий Гагарин. Первый полёт в документах и воспоминаниях - Антон Первушин Страница 19

Из воспоминаний Тимофея Чугунова

На все ремесленное нас, смолян, было только четверо: я, Саша Петушков, Толя Новогородцев и Юра Гагарин. Известное дело: земляк земляка видит издалека, — потому-то мы и сблизились с первых же дней учебы и стали такими друзьями, что водой не разольешь.

Нас в училище и на заводе называли не иначе как «дважды два — четыре». Но лишь постороннему человеку могло показаться, что в нашей четверке все один к одному. А в действительности мы были очень разными. Про меня ребята говорили, что я себе на уме и большой упрямец; Саня Петушков был добродушным тихоней, доверчивым, как барашек; Новогородцев, тот, наоборот, любил верховодить, показать себя, не задумываясь о последствиях своих поступков. А душой нашего землячества был Юра Гагарин.

Юра мне нравился многими своими качествами: и сообразительностью, и начитанностью, и тем, что при всей своей мальчишеской непосредственности действовал всегда обдуманно, по-взрослому взвешивая все «за» и «против».

После первой получки, помню, наша неразлучная четверка устроила в сквере на лавочке, неподалеку от заводской проходной, скоропалительную оперативку. На повестке дня: как истратить заработанные деньги. Идей было хоть отбавляй — самых разных, но в основном несерьезных или несбыточных: получили-то мы с гулькин нос — по триста рублей на старые деньги. Какие уж тут велосипеды, часы и шикарные костюмы: долгополый пиджак с наваченными плечами, широченные клеши — в 1949 году это было модно, — какие уж тут путешествия и «тулки» шестнадцатого калибра!..

Юра поначалу фантазировал с нами на равных, а потом вдруг замолчал. Когда мы, так ни до чего не доспорившись, решили все же выслушать и его мнение, Юра твердо, как о чем-то обдуманном, окончательном, сказал:

— Вы, ребята, как хотите, а я половину денег отошлю маме…

Мы вернулись с неба на землю. Каждый вспомнил свою мать, своего отца, которые, отказывая себе в самом необходимом, переводят нам по почте скопленные по рублю десятки, балуют нас продуктовыми посылками.

Кстати, о посылках. Юра никогда не прятал присланные из Гжатска гостинцы в тумбочку под замок, как это делали некоторые ремесленники. Получив посылку, он собирал товарищей и в нашем присутствии вскрывал ящик.

А вот еще один штрих.

Был у нас лыжный кросс. Особенно азартно оспаривали первенство Новогородцев и Гагарин. Новогородцев лидировал, и разрыв между ним и Гагариным мало-помалу все увеличивался и увеличивался. Но тут случилось непредвиденное: при спуске с холма Новогородцев, вздумав набрать побольше скорости, слишком сильно оперся на палки, раздался треск, и одна из палок сломалась. Теперь для Юры было парой пустяков настигнуть соперника. Но каково было наше восхищение, когда Гагарин, догнав Новогородцева, прежде чем обойти его на лыжне, сунул в руку растерявшемуся конкуренту свою лыжную палку и с криком «догоняй!» вырвался вперед. Гагарин пришел тогда к финишу первым, но даже известный своей обидчивостью Новогородцев не был на него в обиде.

Вскоре после этого случая Юра решил вступить в комсомол. За рекомендациями он обратился ко мне и к Толе Новогородцеву. И Толя и я, выступая как рекомендующие, на комсомольском собрании говорили о трудолюбии, честности, благородстве Гагарина. Комсомольцы дружно проголосовали за то, чтобы Юра был принят в ряды ВЛКСМ. 14 декабря 1949 года Ухтомский горком комсомола утвердил решение нашего собрания. Юра Гагарин стал комсомольцем.

Юра одним из первых в училище начал крутить солнце на турнике. Он был душой баскетбольной и волейбольной команд. Трудно было друзьям угнаться за Юрой на лыжне, где он выполнил первый разряд.

У Юры очень сильно было развито чувство товарищества. Помню, однажды поздно вечером ко мне домой прибежал взволнованный Юра и рассказал, что один из его товарищей плохо себя чувствует.

Кстати, сам Юра, хоть и был со мной в дружбе, ни разу не был моим пациентом, а ребят, которые чуть что бежали в медпункт, даже на смех поднимал:

— Со спортом надо дружить, а не с пилюлями и мазями…

1950 год. Ремесленное училище № 15 металлургов города Москвы при знаменитом заводе «Серп и Молот». Я, подмосковный деревенский паренек, учусь на формовщика-литейщика фасонной стали. Днем — теория по изучению литейного дела или производственная практика на заводе. А вечером вместо прогулок с девочками в соседнем Лефортовском парке я спешил в большой спортивный зал нашего ремесленного училища. Тут глаза разбегались: что выбрать?

Я пошел к прыгучим баскетболистам и волейболистам. Приняли. Сгодился. Обрадовался. Но занервничал, когда к нам в спортзал стали приезжать наши «сородичи» по литейному делу из РУ № 10 сельхозтехники города Люберцы.

Паренек я был не мелкий, не размазня. Но в «межсоседских профессиональных» соревнованиях всегда проигрывал у сетки и у кольца какому-то низкорослому, но чересчур проворному улыбчивому люберецкому пареньку. Тот частенько опережал в борьбе меня и даже наших высоких, «крупнокалиберных» прокатчиков и сталеваров. Шустрый, проворный, юркий, люберецкий пацан умудрялся в решающий момент каким-то чудом проскальзывать меж нами. И забрасывал мяч!

— Чертенок из табакерки! — сокрушались наши рослые баскетболисты. — «Юрок», да и только!

Так и прижилась в нашем РУ эта кличка шустрому и юркому пареньку из Люберец — «Юрок». Честно говоря, мне очень хотелось поближе познакомиться с таким необыкновенным и славным парнем, моим ровесником из подмосковных Люберец. Помог случай. Презабавный.

Однажды заигрались мы в нашем спортзале допоздна. Ничья да ничья. Решили на том закончить. Без обиды. Закончили, пожали друг другу руки. Успокоились. Но тут вдруг поняли: страшно есть хочется! Однако наша столовка уже закрылась. А люберецким ребятам и того хуже: им до дома еще целый час добираться. Значит, насчет ужина им вообще ничего не светило…

Как тут быть? Мы как гостеприимные хозяева просто-напросто обязаны были накормить наших люберецких друзей-литейщиков. Да и самим заодно хотя бы «червячка заморить». Словом, призадумались, где и как добыть еду?

Совещались недолго. Проблема разрешилась нами, хозяевами, просто и быстро. Всем ремесленникам к общей форменной одежде выдавали красивые, добротные ботинки на целый год. Мы, деревенские ребята, были экономными и практичными людьми. Носили одну обувку два срока. Так что почти у каждого оставались «про запас» новенькие ботинки. Зачем? Одни ребята отсылали этот честный «излишек» в деревню отцу или брату, другие берегли на всякий «черный» день.

Я сообразил, что вот он как раз и настал. Сбегал в камеру хранения, взял свои «сэкономленные» ботинки и сказал всем голодным спортсменам-литейщикам: