Всё сначала! - Светлана Сурганова Страница 2

В конце 20-х годов прошлого века началось массовое плановое сельскохозяйственное переселение на восток страны с целью освоения многоземельных районов Сибири и Урала. Грянула коллективизация, и образованные аграрии были очень нужны в крестьянских хозяйствах. Вместе с этой волной Давид Васильевич оказался в одном из колхозов Свердловской области на должности агронома, где по фельдшерской части уже работала Зоя Михайловна, его будущая жена – девушка статная, красивая, исполненная аристократического достоинства.

Жизненный путь Зои Михайловны тоже не был усеян розами. Она родилась 25 декабря 1906 года в состоятельной семье уральских промышленников Сургановых. После Великой Октябрьской революции имущество реквизировали, а семья была признана «неблагонадежной». Ее глава, Михаил Николаевич, мой прадед, одним только своим зажиточным происхождением провинился перед советской властью, вследствие чего был объявлен лишенцем – человеком без права избирательного голоса, получения высшего образования и занятия управленческих должностей. Он работал сторожем на том заводе, которым некогда владела его семья.

Жена его Мария Петровна несколько месяцев находилась под следствием. Когда ее арестовали, восемнадцатилетняя дочь Зоя собрала все семейные драгоценности и «выкупила» свою мать у НКВД. Михаил Николаевич в период ухаживания баловал невесту, желая расположить ее к себе, преподносил ей много подарков. Завязав украшения в платок узелком, Зоя пошла в НКВД, добилась свидания с матерью. Марию Петровну уже почти сломали постоянными пытками на оговор себя во вредительстве: кормили соленой пищей, не давали пить и не разрешали спать. Зоя Михайловна была не робкого десятка. Не побоявшись обвинения в пособничестве врагам народа, отважилась на «выкуп» матери из-под следствия. Она села перед следователем и на его ухмылку молча развернула узелок. Куда ему было деваться перед таким выбором: либо брать «взятку» и неплохо нажиться, либо ее тоже сажать? Он оказался «честным мздоимцем» – условия договора выполнил. До обвинения дело так и не дошло, следствие свернули и Марию Петровну отпустили.

То, как Зоя Михайловна вызволила свою мать из НКВД, впоследствии стало семейной легендой, обрастая все новыми и новыми подробностями. Неоспоримо одно – чтобы отважиться на такой поступок, требовались недюженные самообладание и мужество. Зоя Михайловна была волевой и целеустремленной натурой, настоящим стоиком. Несмотря на доброту, в ней был несгибаемый стержень, видный как своим, так и посторонним. Она мечтала стать доктором. Однако на детей лишенцев был наложен негласный запрет обучения в вузах. Ее долго не принимали в институт под разными предлогами. После того как ее старшая сестра Антонина умерла от туберкулеза, ее решение стать врачом, врачом-фтизиатором, только окрепло. Она добилась своего – поступила на медицинское отделение Пермского университета и спустя несколько лет с блеском его окончила. После выпуска сразу отправилась работать в колхоз и встретила там будущего мужа Давида.

Жить было негде. В общежитии механизаторов им простынкой отделили угол, там и ютились сначала вдвоем, потом с детьми. Родители Зои Михайловны зятя не любили. Теща, а она была женщина суровая, иначе как «голодранцем» его не называла: гол, как сокол, без гроша в кармане, ни кола, ни двора, ни имущества, ничего. Они все ждали, когда же дочь одумается и бросит своего незавидного избранника, тем более, – ухажеров хватало. Но та оставалась верной мужу и следовала за ним повсюду.

Зоя Михайловна никогда не жила чужим умом, не боялась трудностей и была не зависима от общественного мнения. Досужие толки ее не ранили, она просто не обращала на них внимания. Говорят – ну, и пусть говорят: «На чужой роток не накинешь платок». Что подумают, как посмотрят, что скажут, ее не интересовало: ни когда в коридорах университета многозначительно оглядывались на дочку лишенца; ни когда за спиной перешептывались зеваки, видя, как они с Давидом Васильевичем пришли расписываться, держа за руку подросших детей.

Семья переезжает в Красноуфимск, где Давиду Васильевичу предложили преподавательское место в сельскохозяйственном техникуме. А вскоре перспективному педагогу пришло приглашение в аспирантуру Ленинградского сельскохозяйственного института. Он заочно сдал экзамены, и семья перебралась в город на Неве. Провожая Давида Васильевича, благодарные студенты подарили ему на память вырезанную из дерева скульптуру быка и коровы. Потрясающе тонкая ручная работа! Она пережила войну, блокаду, несколько переездов и смену поколений. Ее неоднократно пытались купить, выменять и даже украсть. Но она до сих пор хранится в нашем доме – настоящая семейная реликвия.

В Ленинград сначала переехали Давид Васильевич, Зоя Михайловна и старший сын Леня. Пока обустраивались, младшенькую Лию было решено оставить в Свердловске с дедушкой и бабушкой. Лию в трехлетнем возрасте в Ленинград привезла младшая сестра Зои Михайловны, Анфия Михайловна. Увидев трамваи в первый раз, Лиечка закричала на всю улицу: «Ой, какие маленькие красные паровозики!» Перед тем как показаться на глаза родителям, они отправились в общественную баню в переулке Ильича. Тетя намылила племянницу и усадила на скамейку, пошла воды набрать. Лиечка благополучно съехала на пол – скамейка-то каменная, скользкая! И каталась по полу среди шаек, весело хохоча, собирая пену. ☺

Не успела семья воссоединиться, как в ноябре 1939 года Давида Васильевича призвали на войну, Советско-финскую кампанию. Тем временем у Зои Михайловны умерла мама, и она перевезла к себе отца. Но ему не суждено было надолго пережить жену. Он угас спустя несколько месяцев. Семья жила в общежитской комнатушке на Загородном проспекте, 42, во дворе знаменитого Дома Петровых. Посередине комнаты стоял большой стол красного дерева под белой накрахмаленной скатертью, а в его центре – маленькая хрустальная солоночка. Когда в блокаду стол рубили на дрова, Лиечка спрятала ее и уберегла. Солонка и сейчас украшает каждое наше застолье – скромный свидетель предвоенного быта семьи.

Давид Васильевич вернулся домой, комиссованный по тяжелому ранению – ему удалили две трети желудка. Восстановился в аспирантуре и для сельхозпрактики получил опытные участки в Каменке. Жил в пригороде, писал диссертацию. Так порознь их и застала Великая Отечественная война. С началом поспешной эвакуации, когда фашистские войска еще не сомкнули кольцо вокруг Ленинграда, Зою Михайловну с детьми предлагали вывезти в тыл, но она отказывалась. Не хотела трогаться с места, пока от Давида Васильевича не было никаких известий. Когда к ней раз за разом приходили эвакуационные бригады, уговаривая подумать о детях, категорично заявляла: «Без мужа никуда не поеду». А Давид Васильевич во всеобщей неразберихе не мог пробиться к своим. Когда он, наконец, добрался до города, последние эвакуационные эшелоны уже ушли. Так семья на все девятьсот страшных дней осталась в блокадном Ленинграде.

Давид Васильевич не подлежал призыву по состоянию здоровья. И как он ни просился добровольцем, партийный комитет не отпустил его воевать, оставив для защиты диссертации, поскольку, в связи с продовольственным дефицитом, подготовка квалифицированных сельскохозяйственных кадров имела стратегическое значение для страны. Зоя Михайловна, будучи врачом, и, соответственно, военнообязанной, была мобилизована с первых дней в звании майора медицинской службы, но на фронт ее не отправили из-за наличия маленьких детей. Лиечке на тот момент было шесть с половиной, Леньке – почти десять. Всю войну Зоя Михайловна проработала фтизиатром-рентгенологом в железнодорожной поликлинике на улице Боровой, 55, куда ходила пешком по Звенигородской. Для блокадного Ленинграда ее специализация оказалась крайне актуальной. Истощенные, изможденные голодом и холодом жители города были подвержены заболеваемости туберкулезом, практически каждый второй больной обращался с запущенной стадией. Зоя Михайловна многих спасла от преждевременной смерти. В знак признательности благодарные пациенты приносили ей продукты, что для голодного города было немыслимой щедростью.