История ОБХСС и экономическая преступность в России в ХХ веке - Сергей Холодов Страница 2

При НЭПе в жизни страны ощущалась болезненная раздвоенность. В свое время жестокая реальность крепостного права дурно сочеталась с идеологией православного братства, и это привело к взрыву. Сталин допускал обман как средство борьбы, как средство пропаганды. Но он понимал, что большая ложь в политике недопустима, гибельна. Вряд ли фронт и тыл сплоченно встретили бы врага в 1941-м, если бы страна кишмя кишела хозяйчиками со своими частными интересами. Вот и пришлось с ними бороться не на жизнь, а на смерть.

В годы расцвета и упразднения НЭПа советский порядок прошел серьезную проверку на прочность. Оказалось, что большевистский режим может быть гибким, что он способен на прихотливые танцевальные па: прыжки, повороты, компромиссы. Как и «похабный» Брестский мир, НЭП был нужен для передышки, для перегруппировки сил.

Вспоминая свою юность, советский руководитель, фронтовик К. Т. Мазуров вспоминал: «НЭП принес процветание торговле и мелкому предпринимательству, получше стали жить крестьяне. А рабочим было по-прежнему очень тяжело. У них на столе часто не бывало хлеба. Росло их недовольство… Рабочие считали: пускай прижмут тех, кто прячет хлеб, и он у нас появится».

Противоречия обострялись. И снова предоставим слово писателю и следователю Льву Шейнину: «Удивительное это было время, и удивительной была та Москва… В комсомольских клубах пели «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян», изучали эсперанто на предмет максимального ускорения мировой революции путем создания единого языка для пролетариев всех стран, упорно грызли науки и люто ненавидели нэпманов, которых временно пришлось допустить… А в городе невесть откуда и черт его знает зачем повылезала изо всех щелей всяческая нечисть — профессиональные шулеры и надменные кокотки, спекулянты, бандиты и просто жулики всех оттенков, масштабов и разновидностей… Господа концессионеры, всевозможные Гаммеры, Петерсоны и Ван Берги, обосновывались в Москве прочно, обзаводились молоденькими содержанками, тайно скупали меха и валюту, рублевские иконы и вологодские кружева, драгоценные картины и хрусталь, и потихоньку сплавляли это за границу».

Организованная преступность приняла угрожающие масштабы. Как говорили в те дни, «заедает элемент». Один пример разгула банд привел Вячеслав Молотов в своей речи на XV съезде партии, рассказав о событиях в Борецкой волости Ряжского уезда Рязанской губернии, где «в течение пяти лет хозяйничала, как дома, шайка бандитов, разбойников и грабителей… Это хулиганье запугивало, застращивало, грабило и поджигало местных крестьян». Обращения местного населения к властям о защите ни к чему не приводили. «И теперь бандитизм еще не вывелся в Борецкой волости..». Про эту волость так и говорят до сих пор: «Борец — всем ворам отец», — в рифму сказал Молотов.

Неэффективность борьбы с бандитами в значительной степени объяснялась их связями с представителями властей. Молотов признавал, что у преступников «обнаружились связи не только в укоме и уисполкоме, но через каких-то людей они сумели влиять на отдельных членов губкома, губЧК и губсуда… Преступные элементы из Борецкой волости сумели найти слабые места даже среди отдельных работников губернского партийно-советского аппарата, где обнаружились у них некоторые ниточки связей…» Это и есть атмосфера НЭПа. Коррупционная.

Государство не могло бросить все силы на борьбу с преступностью. Сил не хватало. В своем выступлении от 13 апреля 1926 года Иосиф Виссарионович Сталин с иронией (он любил шутку!) отмечал: «Есть воровство стыдливое, скрытое, и есть воровство смелое, "веселое", как говорят об этом в печати. Недавно я читал в "Комсомольской правде" заметку о "веселом" воровстве. Был, оказывается, этакий фертик, молодой человек с усиками, который весело воровал в одном из наших учреждений, воровал он систематически, не покладая рук, и воровал всегда удачно. Заслуживает тут внимания не столько сам вор, сколько тот факт, что окружающая публика, зная о воре, не только не боролась с ним, а, напротив, не прочь была хлопать его по плечу и хвалить его за ловкость, ввиду чего вор стал в глазах публики своего рода героем… Когда ловят шпиона или изменника, негодование публики не знает границ, она требует расстрела. А когда вор орудует на глазах у всех, расхищая государственное добро, окружающая публика ограничивается смешками и похлопыванием по плечу. Между тем ясно, что вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже… Таких воров у нас сотни и тысячи. Всех не изведешь с помощью ГПУ».

Сталин возмущался расточительством при расходовании государственных средств: «У нас царит теперь разгул, вакханалия всякого рода празднеств, торжественных собраний, юбилеев, открытий памятников и т. д. Десятки и сотни тысяч рублей ухлопываются на эти «дела».

При этом он замечал: «Знаменательнее всего то, что у беспартийных замечается иногда более бережное отношение к средствам нашего государства, чем у партийных. Коммунист действует в таких случаях смелее и решительнее… Объясняется это, пожалуй, тем, что коммунист иногда считает законы, государство и т. п. вещи делом семейным. Именно поэтому иному коммунисту не стоит большого труда перешагнуть, наподобие свиньи (извиняюсь, товарищи, за выражение), в огород государства и хапнуть там или показать свою щедрость за счет государства». Сталин призывал «вести систематическую борьбу с так называемым «веселым» воровством в органах нашего государства, в кооперации, в профсоюзах».

Но приходилось маневрировать. Окажись большевики непробиваемыми догматиками — и «первое в мире государство рабочих и крестьян» в мирное время не просуществовало бы и нескольких месяцев. Поэтому и экономическая, и карательная политика государства была переменчивой.

В конце сентября 1923 года председатель ОГПУ обратился в Политбюро с предложением выслать из Москвы злостных спекулянтов, особенно валютчиков, связанных с «черной биржей», которые, по его мнению, были виновны в росте цен. В ноябре Политбюро приняло это предложение. С конца ноября началась операция по административной высылке из Москвы, а потом и из других городов спекулянтов, контрабандистов и других социально опасных элементов. Операцию проводили в три этапа, на каждом из которых затрагивались определенные категории людей. На последнем этапе, начавшемся в середине декабря, репрессии обрушились на валютчиков и лиц, связанных с валютной биржей.

В период проведения операции в Ленинграде были арестованы все состоявшие на учете валютчики. В Ростове-на-Дону биржа была разогнана с кровавыми перестрелками. В Москве арестовали более 100 торговцев золотом. В некоторых городах преследование распространилось даже на агентов особой части Наркомфина, которые были направлены в провинцию для интервенции золотой монеты. 29 декабря 1923 года Дзержинский в своей записке в ЦК ВКП(б) просил для срочного сужения и урегулирования «черной биржи» в Москве назначить комиссию в составе Туманова (председателя), Дзержинского (с правом замены Кацнельсоном) и соответственно председателя Моссовета. В этот же день Политбюро утвердило эту просьбу.

В результате этих операций на «черной бирже» в январе 1924 года было продано золотых монет в два с половиной раза меньше, чем в ноябре 1923 года. Репрессии против валютчиков загоняли спрос на валютные ценности в подполье и затрудняли проведение денежной реформы. В начале марта 1924 года Политбюро по предложению Сокольникова дало указание ОГПУ прекратить репрессии против биржевиков в связи с тем, что они препятствовали проведению Наркомфином валютных операций на рынке. Продолжавшийся в связи с товарным голодом провоз контрабанды в СССР и нелегальный вывоз из СССР валютных ценностей, широкое развитие контрабанды, прикрытой легальными формами в виде посылок не для личного потребления, а для продажи, покупки и продажи автомашин, ввезенных без права продажи, вновь поставили перед органами ОГПУ задачу по усилению борьбы с контрабандой.