Разгадка кода майя: как ученые расшифровали письменность древней цивилизации - Майкл Ко Страница 2

Мы идем мимо Зимнего и Адмиралтейства с его классицистической красотой и останавливаемся на набережной. Бурные воды Невы текут на юго-запад, в сторону Балтийского моря. Ленинград (ныне Санкт-Петербург) остался одним из немногих великих европейских городов, которые сохранили горизонт, не изуродованный отвратительными небоскребами и стеклянными коробками, что разрушили красоту таких столиц, как Лондон и Париж. Куда бы мы ни взглянули – везде те же здания, которые легко узнал бы и Пушкин. Прямо напротив лежит Васильевский остров, со зданием старой (еще капиталистической) Биржи и кирпично-красными ростральными колоннами. На набережной Большой Невы этого острова Пётр выстроил свой великий университет: именно здесь русская наука цвела во всей своей славе.

На правом берегу реки великий царь-реформатор основал Кунсткамеру, чтобы разместить зловещую коллекцию уродов, редкостей и других отклонений из мира природы. Это сине-зеленое барочное здание с белой отделкой и многоярусной башней с куполом – подлинная фантазия начала XVIII века, спроектированная итальянскими архитекторами. Царские раритеты выставляются до сих пор, однако главное назначение Кунсткамеры сегодня – служить домом Институту этнографии Академии наук. Это и было место, куда мы направлялись, поскольку я был приглашенным исследователем из Национальной академии наук США.

После короткой прогулки через Дворцовый мост, стараясь не попасть под трамваи, мы подошли к главному входу. Кунсткамера имеет три этажа, и на каждом – выставочные залы, содержащие потрясающие этнографические коллекции со всего мира. Но нас влекут кабинеты на первом этаже, так как в одном из них работает наш главный хозяин и друг, доктор наук Юрий Валентинович Кнорозов – человек, который, несмотря на все препятствия, сделал возможной дешифровку иероглифической письменности майя.

Юрий Валентинович вместе с четырьмя коллегами был сотрудником сектора Америки (Нового Света) института, и все пятеро размещались в ужасающе тесной комнатке в конце коридора. Приватность, как и везде, минимальная. Внутри – полный хаос из столов, книг и бумаг вперемешку с принадлежностями для приготовления бесконечных чаёв, что составляет важнейшую часть русской жизни и общения. Когда двадцать лет назад, во время частного визита, мы впервые вошли в это святилище, стоял январь, и в тусклом зимнем свете, падающем из двух высоких окон, едва можно было разглядеть замерзшую Неву – настолько запотели стекла от постоянно кипевшего самовара.

За десятилетия, что Кнорозов занимал этот настоящий крольчатник этнологов, лингвистов и лаборантов, он обустроил для себя весьма уютный уголок около окна слева. Здесь мы собирались каждый день вместе с его ученицами Галиной Ершовой (или Галей) и Анной Александровной Бородатовой и вели бесконечные разговоры об иероглифах майя и куче прочих тем.

Позвольте описать Юрия Кнорозова, который даже среди своих соотечественников слыл большим оригиналом. Это был невысокий, худой, аккуратный человек за шестьдесят. Самой необычной чертой его лица были невероятные темно-сапфировые глаза, прятавшиеся под нависшими бровями. Будь я физиономистом из XIX века, я сказал бы, что они выражают всепроникающий разум. Седые волосы зачесаны назад, хотя, когда мы встретились впервые, в 1969 году, они были разделены на прямой пробор и гораздо темнее. Несмотря на внешне хмурое лицо, Юрий Валентинович имел потрясающее, зачастую даже игривое чувство юмора – и тогда мимолетная улыбка появлялась на его лице, словно солнечный луч из-за темных туч. Как многие русские, Кнорозов был заядлым курильщиком, и пальцы его были крепко пропитаны никотином. Эту привычку он разделял с другой великой русской (по происхождению) – американской исследовательницей, пионером дешифровки письма майя Татьяной Проскуряковой. Но, в отличие от многих поклонников табака в моей стране, Кнорозов был очень тактичен и каждый раз выходил за дверь, чтобы предаться своему любимому пороку.

Юрий Валентинович, всегда консервативно одетый в коричневый двубортный костюм, белую рубашку и темный галстук, с медалями на пиджаке (одну он оставлял дома, поскольку на ней был изображен Сталин – не самая популярная фигура в современной России), вообще был впечатляющей личностью, особенно для иностранцев. Тем, кто знал Кнорозова только по его работам, было невдомек, что он обладал энциклопедическими знаниями в совершенно разных областях, прежде всего по истории и архитектуре Санкт-Петербурга. По мнению нашего друга, все в этом городе создано трудами Петра Великого и его коррумпированного фаворита Меншикова, чей роскошный дворец и по сей день возвышается на Университетской набережной ниже по течению. Однажды, когда мы, как обычно, пили чай и ели печенье из одного из бесчисленных тайников, которые Кнорозов хранил в закоулках кабинета, разговор зашел о капитане Вильяме Блае и его удивительном путешествии после знаменитого мятежа [1]. Кнорозов оказался экспертом и в этом вопросе! Но с врождённым благородством он никогда не кичился своими знаниями ни в общении, ни в переписке.

Что действительно потрясает, так это то, что до горбачевской перестройки 1980-х годов этот человек никогда не видел ни одного города древних майя, не стоял на площадях и дворах Копана, Тикаля, Паленке или Чичен-Ицы, ни разу не прикасался ни к одной подлинной надписи майя. Только однажды он был за пределами собственной страны, летом 1956 года, когда ему позволили принять участие в конгрессе американистов в Копенгагене. И это при том, что в истории дешифровки письменности майя Кнорозов стоит наравне с Жаном-Франсуа Шампольоном, «взломавшим» египетскую письменность в начале XIX века! И надо было видеть условия, в которых работал Юрий Валентинович и его коллеги, чтобы еще больше оценить его вклад в майянистику. Те из нас, кто наслаждается сегодня такими привилегиями, как свободный визит в любую страну мира, беспрепятственный выезд на зарубежные конференции и в институты, доступ к компьютерам и копировальным машинам (ибо современную работу с иероглифами невозможно представить без ксероксов, которые практически отсутствовали в СССР), должны быть бесконечно благодарны небесам.

Без сомнения, Юрий Валентинович был привычен к трудностям: его первая статья о дешифровке письменности майя появилась за год до смерти Сталина, а значительная часть исследований пришлась на мрачную эпоху холодной войны и годы застоя при Леониде Ильиче Брежневе. И потому для меня работа Кнорозова знаменует триумф человеческого духа: упорный и целеустремленный одиночка-ученый смог исключительно силой своего ума проникнуть во внутренний мир чужого народа, который жил тысячу лет назад, да еще в джунглях на другой стороне земного шара.

Для древних майя письменность имела божественное происхождение: это был дар Ицамнаха, великого бога-творца, которого жители Юкатана накануне испанского завоевания считали первым жрецом. Каждый год в месяц Уо – в такой же месяц мы оказались на Университетской набережной Невы – жрецы поклонялись ему, вынося драгоценные книги и раскладывая их на свежих ветвях в доме местного правителя. Священная смола пом воскурялась для бога, и деревянные дощечки, служившие обложками книг, омывались голубой краской майя и девственной водой. Давайте же на время покинем Неву, град Петров и гения, который помог всему человечеству раскрыть секрет этих книг и дара Ицамнаха. Прежде чем Великий Цикл майя завершит свой неумолимый бег, пришло время узнать, как эти древние письмена были прочитаны через века нашими современниками – простыми смертными.