Я, Роми Шнайдер. Дневник - Роми Шнайдер Страница 2

Лариса Крылова

Дюссельдорф, октябрь 2008 г.

Роземари Альбах появляется на свет 23 сентября 1938 года в Вене. Поскольку её родители, актёры Магда Шнайдер и Вольф Альбах-Ретти, полностью отдают себя работе в кино, раннее детство Роми проводит со своими бабушкой и дедушкой, Марией и Францем Ксавером Шнайдерами, в усадьбе Мариенгрунд в Берхтесгадене-Шёнау. 21 июня 1941 года рождается Вольфдитер, брат Роми. 21 сентября 1944 года Роми идёт в школу. Годом позже родители Роми разводятся. 1 июня 1949 года Роми поступает воспитанницей в интернат Гольденштайн. В декабре 1953 года Магда Шнайдер выходит замуж за владельца сети отелей Ханса-Херберта Блатцхайма.

Рассказ Магды Шнайдер о детских годах Роми, составивший первую главу книги, датирован 1957 годом.

Между Берхтесгаденом и озером Кёнигзее расположен городок Шёнау, в самом деле прекрасный, как о том говорит его название. Первый камень в фундамент нашего домика был заложен в 1936 году. Дом получил имя Мариенгрунд, и в 1937-м мы туда въехали.

Поначалу в доме поселились мои родители. Мой отец прежде владел в Аугсбурге мастерской по установке сантехники и хорошо разбирался в строительном ремесле, поэтому он присматривал за постройкой дома — я ведь непрерывно снималась и не могла сама об этом позаботиться. Родителям было нелегко привыкать к жизни в таком тихом деревенском доме. Но всё же они остались тут навсегда — просто потому, что хотели мне помочь. Ведь кто не откажется от собственных желаний ради того, чтобы помочь своим детям? А иначе мне пришлось бы допустить к управлению усадьбой чужих людей. Мои родители взяли это на себя. К тому же вскоре они были уже не одни. 23 сентября 1938 года родилась Роми. Роземари Альбах. Как хорошо, что был на свете Мариенгрунд, что там жили мои родители, что они с любовью приняли маленькое существо.

Роми родилась в Вене. Спустя четыре недели я привезла её в Мариенгрунд, и здесь прошло её счастливое детство.

В первый год жизни её опекала ещё и няня, сестра Хедвиг. С самоотверженностью и любовью она посвящала себя заботам о малышке. Сестру Хедвиг мы вскоре стали называть Хеди, а потом просто Деда, — так дети выговаривали слово «сестра». У неё был талант писать чудесные письма и открытки. Почти каждый день я получала от неё очередную новость о том, чему ещё научилась Роземари. Эти письма и открытки я собрала в альбом, получилось что-то вроде дневника. По этим записям прекрасно видно, как человеческий детёныш переживает драматические события в самом начале жизни: от попыток ползком познать окружающее и прикоснуться к нему — до первого зуба.

«Мышонок теперь умеет ещё кое-что новенькое, — писала Хеди в марте 1939-го. — Она становится в кроватке на колени, упирается ручками и раскачивается туда-сюда, да ещё так, что кроватка ходит ходуном. При этом она так кричит от удовольствия, что ушам больно. Купание у нас каждый день — это просто наводнение...»

31 марта 1939-го: «Вот ужас с нашей маленькой колбаской! Она уже не желает днём спать, я её по двадцать раз подряд укладываю на спину и накрываю, но ей хоть бы что: снова и снова переворачивается на живот и сползает на четвереньках...»

Роми было ровно шесть месяцев, когда я получила от сестры Хедвиг такую новость: «Сидеть и стоять на коленках и лежать на животе — это нам уже скучно, и наша мышка уже хочет стоять! Если я её усаживаю, она упирается ножками и приходит в ярость...»

12 апреля: «Если я её пристегиваю в коляске ремнём, она ни за что не соглашается и гневается, потому что так она не может вертеться, а ей этого очень хочется. Быть привязанной она совсем не переносит...»

Да, полагаю, это свойство Роми сохранила на всю жизнь!

19 апреля: «Сегодня у нас был урок ходьбы, и уж такая радость по этому поводу! Наша маленькая госпожа бросается как дикарь на пёстрые шарики и колокольчики, хватает их и тащит в рот...»

Днём позже пришла телеграмма: «Мама, папа, послушайте: у вашего ребёнка первый зуб!»

После этого: «Теперь из нашего ангелочка получился настоящий пострелёнок, она гневается всерьёз, если что-то не по ней».

Если мне выпадали дни отдыха и я была в Мариенгрунде, то полностью посвящала себя Роми. И свои наблюдения тоже заносила в альбом.

А потом снова писала сестра Хедвиг: мой отпуск заканчивался очень скоро.

4 июля Деда сообщает о большом событии: «Мышка научилась бегать! Она бежит и падает, встаёт и снова пробегает два-три шага, и тут же плюхается на пол. Не будь она такой вертлявой, могла бы пробежать порядочный кусок, но она хочет бежать, прыгать и размахивать руками, всё сразу, а это не выходит».

Как-то мой муж был один в Мариенгрунде, и я получала в Берлине от няни новости вроде этой: «Папа и мышка прекрасно понимают друг друга, но сегодня нам пришлось пожертвовать маминой соломенной шляпой. Я очень старалась спасти шляпу, но ничего не получилось. Ангелочек так радовался, и господин Альбах так смеялся, что мне пришлось отступить».

Запись в альбоме, которую я торопливым почерком сделала за несколько дней до первого дня рождения Роми: «Началась война».

Итак, война. К счастью, детство Роми не было омрачено этим ужасным событием. Она ведь жила не в одном из тех городов, где все потрясения этого тревожного времени ощущались так отчётливо. Даже позже, когда посыпались бомбы, её жизнь осталась прежней. Роми росла как деревенская девочка.

Кстати, именно поэтому она избежала преждевременного взросления, которое часто бывает у детей больших городов.

Роми была типичной девочкой. Играла в куклы и совсем не интересовалась играми и игрушками мальчиков. Ей и дружить хотелось с девочками, но на самом деле она больше бывала среди мальчиков: соседские парнишки приходили к нам чаще. Она набралась от них всяческих грубостей, усвоив мальчишеские манеры. А когда появился на свет её братик, мой сын Вольфи, то вскоре Роми превратилась в настоящего тирана.

До тех пор, пока у Вольфи не лопнуло терпение. При его флегматичном темпераменте можно было ждать взрыва очень долго. Но уж если он срывался с места, то мчался как паровоз. Мне всегда было любопытно, как долго он будет выносить её тиранию.

Хотя Вольфи едва доставал своей сестре до пупа, это уже не имело значения. Как-то раз он очень медленно покраснел, пригнулся, чуть отступил — и бросился на нее как хищный зверь. Она испугалась. Закричала: «Он убьёт меня!»

Я задала дочери нагоняй: «Ничего удивительного, — сказала я ей. — Ты же его уже просто допекла».

Роми плакала, но недолго. И вскоре опять принялась за Вольфи. Пока однажды не случилась история с монетками в десять пфеннигов. Была такая круглая штучка для монет, она служила кошельком и так здорово вращалась. «Кошелёк» открыли, и когда монетки высыпались, дети пришли в восторг, оба. Оба кинулись к вещице. Вольфи протянул руку, но Роми треснула его по пальцам. «Это моё!» — закричала она.