Дагестанская сага. Книга II - Жанна Абуева Страница 2

– Глупости всё это! – сказала Наташа, девочка с их двора, которой недавно исполнилось двенадцать лет, и она уже вышла из возраста сказок. – Они никак не могут двигаться, а тем более купаться в море, ведь они неживые!

– Нет, живые! – горячилась Марьяша, не желая расставаться с понравившейся ей картиной ночного моря. – И чистые! Мне мама сама сказала!

– Их моют, вот они и чистые! Твоя мама просто пошутила! – снисходительно пояснила Наташа и закрыла тему, переведя разговор на вошедший недавно в моду хула-хуп – металлический обруч, кручение которого вокруг талии способствовало её тонкости и гибкости.

Марьяша не стала спрашивать у матери, действительно ли та пошутила, опасаясь услышать утвердительный ответ, и позже, уже став школьницей и проходя каждый день мимо атлантов, она продолжала обращать к ним про себя почтительное «здрасьте», привычно испытывая к этим одиноким гигантам пронзительное чувство жалости и восхищения.

Дом продолжал жить своей многолюдной, многоголосой жизнью, не сразу, но всё же признав Имрана своим новым хозяином. Конечно, в отличие от Ансара, тот не посвящал всё своё время уходу за ним, за садом и за двором, но, когда Имран отсутствовал, дом казался поскучневшим. Он уже давно разменял свой четвёртый десяток, но его молодой хозяин был так полон жизни, что она, эта жизнь, не давала дому закоснеть в тишине и покое – они могли быть присущи любому другому дому, но только не этому.

Тишина наступала здесь лишь ночью, а до этого дом с раннего утра и до позднего вечера был переполнен ребячьими голосами и голосами соседей и родственников, смехом гостей и, конечно же, музыкой, возникавшей в доме вместе с появлением Имрана. Он по-прежнему был душой любого общества, где бы ни появлялся.

Спроси кто-нибудь Имрана, любит ли он свой дом, такой вопрос его очень бы удивил. Что значит любит? Здесь он родился, вырос и женился, здесь родились его сыновья, и здесь умер его отец. Не любить дом было равносильно тому, чтобы не любить себя. А разве принято спрашивать у человека, любит ли он себя, и если да, то насколько сильно?

И Имрану не было нужды задаваться подобными вопросами. Жить в доме было для него так же естественно, что и дышать.

* * *

Дни своего рождения Айша никогда не отмечала. Не было принято у них с Ансаром отмечать дни рождения. Ансар родился в начале января, а Айша – в середине июля, а точные даты были проставлены в их паспортах, куда они и в лучшие-то времена почти не заглядывали, ну, а теперь, когда Ансара нет, ей это и подавно не нужно.

Сидя под старым деревом, Айша отдавалась воспоминаниям, обретшим для неё теперь приятнейшие из окрасок. Покойный Ансар и без всяких дней рождения обожал баловать её подарками. В лучшие их времена, выезжая нередко по делам в Москву и другие города, он привозил ей обыкновенно что-нибудь модное и красивое – одежду, обувь или изящное шёлковое бельё. Как-то Айша не удержалась и спросила мужа, как ему удалось угадать, что именно ей нужно из белья, и тогда Ансар просто ответил, что попросил продавщицу выбрать и завернуть в бумагу всё самое лучшее и красивое, что может понадобиться женщине.

«Господи, как же давно это было!» – думала Айша. Ей перевалило уже за шестьдесят, и сколько бы дети ни говорили, что она выглядит гораздо моложе, годы всё равно давали о себе знать. Когда-то очень стройное, тело её теперь слегка отяжелело, и она уже не так проворна, как раньше, и сноровка куда-то подевалась, словно и не было в ней никогда той девичьей лёгкости и быстроты, которая так естественно сопровождала её многие десятилетия.

Так думала о себе Айша, не догадываясь, что люди по-прежнему любуются её благородной осанкой, плавностью движений и степенным достоинством, сквозившим в каждой чёрточке её лица и фигуры. До сих пор всё ещё пышные, но уже белые, как снег, волосы, собранные в узел, лишь подчёркивали моложавость лица, а в глубине чёрных глаз, выразительность которых не смогли притушить никакие невзгоды, светилась мудрая и спокойная грусть.

Мысли, привычно скользнув по прошлому, плавно перетекли в будущее, хотя, правда, всего лишь в завтрашний день, ибо дальше она обычно старалась не заглядывать. Завтра суббота, значит, приедут Малика с Юсупом и детьми. Надо приготовить для них что-то вкусненькое, подумала Айша, повеселев от мысли, что соберётся вся её семья. Она стала перебирать в уме список продуктов, за которыми надо будет отправить на базар жившую по соседству Анютку.

Никто уже и не помнил, как появилась Анютка в Буйнакске, но прижилась она здесь с незапамятных времён, став неотъемлемой частью улицы, квартала, района и, наконец, города. Из родных у неё никого не было, был когда-то муж, которого она очень любила. Погиб он при весьма трагических обстоятельствах, наткнувшись на оголённый электрический провод, после чего у Анютки случился нервный припадок, и она родила мёртвую девочку, которую сама же и похоронила собственными руками. Больше она замуж не пошла, однако за внешностью своей тщательно следила и шила, шила себе одно платье за другим, тратя на тряпки все деньги, что зарабатывала, убирая в домах состоятельных буйнакцев.

Айша жалела Анютку и то и дело одаривала гостинцами, начиная от конфет и кончая красивыми отрезами шерсти или крепдешина, и благодарная Анютка охотно вызывалась ей помочь, добровольно взяв на себя уборку дома и походы за продуктами.

Фарида тоже частенько отдавала соседке что-нибудь из одежды, и Анютка, обретя в их семье близких людей, отогревалась душой в тёплой атмосфере старого ахмедовского дома.

– Малика, а ты мне что привезла? – осведомлялась Анютка, возникая на пороге сразу же вслед за Маликой.

– Да подожди ты, Анюта, дай хоть дух перевести с дороги! – весело говорила ей Малика, на что Анютка так же весело отвечала:

– Ладно, я не тороплюсь. Загляну через полчасика, так что готовься! И не думай, что я позабуду!

Она так же внезапно исчезала, чтобы ровно через полчаса вновь появиться с тем же вопросом, и Малика, доставая из сумки гостинец, вручала его довольно улыбающейся Анюте, которая тут же добавляла:

– А больше ничего, что ли? А про юбку-то забыла, которую мне обещала? Эх ты! Ну, ладно, в другой раз привезёшь, гляди только, не забудь!

Прихватив подарок, Анюта не забывала бросить на Юсупа глубокий, преисполненный нежности взгляд.

– Анюта, а ну-ка не смотри так на моего мужа! – притворно возмущалась Малика.

– Ага, ревнуешь, ревнуешь! Боишься, небось, что уведу, да?

От удовольствия щёки Анютки розовели, и она расплывалась в торжествующей улыбке.

– Конечно, боюсь, ты ведь у нас такая красавица, а вдруг он в тебя влюбится! – подыгрывала ей Малика.

– Ну что ж поделать, я ведь не виновата, что в меня все мужики в момент влюбляются!

– А может, мы тебя замуж отдадим? – вмешивалась в разговор Айша.

– Ещё чего! Больно охота чужие портки стирать! – с достоинством говорила Анютка и уходила в свою комнатку в общем дворе напротив, чтобы примерить обновки и тут же выйти в них к людям.