Российское гражданство. От империи к Советскому Союзу - Эрик Лор Страница 2

Для этого я попытался выявить основные тенденции и принципы российского законодательства и общепринятые практики на протяжении значительного исторического периода, стараясь определить ключевые элементы того, что можно было бы назвать «традицией российского гражданства». В истории гражданства любой страны противоречий и исключений больше, чем в какой-либо другой сфере общественно-политической жизни. По сути дела, исследователь постоянно сталкивается с тем, что нормативные акты очень часто содержат лишь косвенные свидетельства о подлинных практиках (вспомните о масштабах нелегальной иммиграции даже в современных государствах, с их развитыми технологиями обеспечения правопорядка). Более того, индивидуальные и групповые случаи, вошедшие в архивные документы, практически по определению являются исключениями из обычного порядка вещей. Отыскать норму в море исключений – одна из самых сложных задач, стоящих перед тем, кто пишет историю гражданства. Я постарался решить эту проблему через изучение множества документов Департамента полиции и попытался понять реальные практики, с помощью которых власти старались держать границы под контролем, регистрировать иммигрантов и на практике решать другие проблемы, касающиеся гражданства. Цель этой книги – определить наиболее важные и устойчивые особенности практик регулирования по вопросам гражданства, чтобы описать «идеальный тип» российского гражданства и тем самым облегчить его сопоставление с типами гражданства других стран. Исследование также включает несколько очерков, содержащих подробные описания, которые иллюстрируют всю сложность реальных практик, касающихся гражданства, и подчеркивают тот факт, что практически все правила имели множество исключений.

Сам этот методологический вопрос ставится по-разному в разные исторические периоды. Одна из тем книги – то, что ключевой характеристикой подданства в дореволюционной России была готовность принимать исключения; я называю это «сепаратными сделками» – с различными группами иммигрантов и даже отдельными людьми, общественными устройствами, национальными и религиозными меньшинствами. Такие сепаратные сделки представляют собой весьма разнообразные комбинации узаконенных прав и обязанностей. Идеал современного гражданства, предполагающий равенство прав и обязанностей для всех граждан, ставил под вопрос саму идею исключений и систему сепаратных сделок.

Чтобы сравнить традицию российского гражданства с иными национальными традициями, в книге время от времени приводятся ссылки на историю гражданства в других странах мира. Существует множество интересных и неожиданных конкретных оснований для сравнения и сопоставления. В целом в данной книге история российского гражданства вплоть до 1914 года (то есть до того, как в период с 1914 и до 1930-х годов стремление к автаркии совершенно изменит ситуацию) оказывается сопоставимой с историей гражданства других стран в гораздо большей степени, чем исследователи думали ранее.

В этой книге, как и во многих других, термин «гражданство» употребляется в узком смысле: обозначает принадлежность к жителям страны, обычно подтверждаемую паспортом или другим документом того же типа. Таким же образом – просто для обозначения того факта, что жители страны являются подданными царя, – используется понятие «подданство». Наибольшее внимание уделяется термину «граница гражданства» (граница между гражданами и теми, кто гражданства не имеет), правилам и нормам, определяющим эту границу, и различным способам получения статуса гражданина, путям утраты данного статуса, предоставления его или лишения.

Конечно, есть и другие определения понятия «гражданство». Многие пишут и думают о нем, придавая особое значение правам, которыми пользуются граждане. На самом деле, согласно распространенному описанию идеального типа гражданства, это – «личный статус, характеризуемый набором универсальных прав (то есть законных требований к государству) и обязанностей, равным образом присущих всем полноправным гражданам национального государства» [3]. Такое определение устанавливает высокую планку. Согласно ему, ни одна страна никогда не могла похвастаться тем, что она предоставляет полноценное гражданство, поскольку ни одна страна никогда не устанавливала абсолютно одинаковые права и обязанности для всех своих граждан. Россия же была от такого идеала дальше, чем многие другие страны. Она представляла собой не государство-нацию, где у всех был одинаковый статус гражданина, а скорее расползающуюся многонациональную империю, где люди были сравнительно бесправными подданными царя или советского лидера. Именно из-за этого простого факта при упоминании темы моего исследования слушатели удивительно часто заявляли, следуя своей непосредственной реакции, что «российское гражданство» – оксюморон. Прибавьте к этому, что на Западе национальность определяется формально (через принадлежность к государству), но по мере продвижения на восток ее начинают все теснее связывать с понятиями этноса и культуры, – и вы получите глубоко укоренившееся представление, будто российское гражданство – понятие нежизнеспособное [4].

История этого понятия в России делает проблему еще сложнее. На протяжении большей части периода поздней империи термин «гражданство» использовался почти исключительно либеральными и радикальными оппонентами режима и являлся полемическим: в нем заключались идея, программа и напоминание о беззаконности, присущей состоянию «подданства». Поразительное отличие России от большинства других стран – и даже от таких империй, как Британская или Австро-Венгерская, – состояло в том, что сам термин «гражданство» превратился здесь в абстрактное понятие, для которого ведущий российский специалист по философии права Владимир Гессен (бывший также одним из лидеров либеральной Конституционно-демократической партии) искал основания в естественном праве, а не в применявшихся на практике категориях юриспруденции и конституционного права [5]. Гессен углубил это абстрактное значение понятия «гражданство», положив в основу своей философии гражданства неокантианское «возрождение» естественного права. Он утверждал, что в основе прав гражданина лежат не полученные в наследство от предшествующих поколений юридические прецеденты и традиции, а универсальные, априорные, естественные права. Во всех странах существовал значительный разрыв между идеализированными представлениями о гражданстве как о совершенном равенстве прав и обязанностей всех граждан перед законом, с одной стороны, и реально существующим гражданством или подданством – с другой, но в императорской России этот разрыв был и на словах, и на деле шире, чем в большинстве других случаев. Есть некоторая ирония в том, что значение термина «гражданство» на деле осталось в России ближе к описанному выше идеальному типу, чем в других странах, – возможно, отчасти потому, что здесь оно не было запятнано компромиссами и реальностью юридических толкований и процессуальных норм [6].