Были 90-х. Том 2. Эпоха лихой святости - Александра Маринина Страница 2

«Крупным и мелким мазком» — это зарисовки. Ситуаций, впечатлений, судеб, эмоций — всего, чего угодно. Это просто истории. О некоторых из них вы можете сказать: ну и что особенного? Такое могло случиться где угодно и когда угодно, не обязательно в 90-е и не обязательно в России. Возможно, вы будете правы, если так подумаете. Но мне кажется, эти истории не могли бы произойти, если бы не соединились воедино необходимые составляющие: перемены в стране и присущая только нашему человеку ментальность.

Число историй, рассказанных с улыбкой, оказалось столь велико, что лучшие из них собраны в отдельную рубрику. Очень надеюсь, что чтение этой главы сборника поднимет читателю настроение. И в самом конце книги — несколько текстов, которые словно подводят итог, отвечая на вопрос: так какими же все-таки были эти пресловутые 90-е?

Может показаться, что жизнь в последнем десятилетии ХХ века была в общем-то неплохой и даже почти веселой. Может. Если опираться только на тексты, собранные в этот сборник. Но на самом деле все мы понимаем, что тексты написаны теми людьми, кто счел для себя возможным принять участие в этом проекте. Людьми, которые пережили 90-е со всеми тяготами и невзгодами, не сломались, выжили и сохранили силы и энтузиазм для того, чтобы написать свою историю. Поэтому не будем утверждать, что нашему сборнику «Были 90-х» присущ энциклопедический охват и полномасштабная картина жизни страны в тот период. Это, безусловно, не так. Наш сборник — всего лишь зеркало мыслей, чувств и воспоминаний тех людей, которые сочли нужным ими поделиться. А сколько их, тех, кто не выжил, не выбрался, не выстоял! И сколько страшных и горьких историй они могли бы рассказать! Но не рассказали…

Александра Маринина

Москва

В 1997—98 гг. — банковский служащий, начиная с 99-го — журналист, переводчик.

«Сейчас все с работы пойдут и все разберут», — сказала средних лет женщина в фиолетовой спортивной куртке, покупая у меня килограмм. Я сказал — возьмите два. Она ответила, что ей ни к чему, она одна с внучкой маленькой. И прибавила, что картошка хорошая и в 6 вечера всю разберут. Я приободрился. Хотя до вечера еще далеко. Да и фиг с ней, с картошкой, — до шести я околею тут, на окраине Москвы, в прохладном октябре 1998-го.

Эту фразу про «сейчас с работы пойдут и разберут» я слышу от каждого покупателя. Не берут ничего или берут помалу. Так что картошка в мешке особо не убавляется. Вчера к восьми вечера еле мешок продал. Сегодня, наверное, будет еще хуже, потому что люди-то одни и те же ходят, кому надо — уже взяли.

Спальный район на юго-востоке Москвы, населенный современными гастарбайтерами и детьми советской «лимиты». От последней станции серой ветки метро еще минут двадцать на маршрутке. И как я оказался в таком положении: у черта на рогах, с мешком картошки и безменом, опасающийся, что гопники обуют и менты заберут, хотя брать у меня совершенно нечего?

Вообще-то совсем недавно у меня была работа, которую можно было считать хорошей, даже перспективной. Я числился клерком банка «Менатеп» (был такой; это где Ходорковский и Зурабов). Официально моя должность — «позиция», как потом стали говорить, — называлась Старший специалист Депозитария или что-то в этом роде. Занимался я в основном тем, что копировал всякие договоры о купле-продаже ценных бумаг и отвозил их в реестры акционеров для перерегистрации прав собственности на них… Уже скучно, да? А я так провел два года. Я подыхал, реально! Мне было чуть за двадцать, я обожал джаз-рок, трип-хоп, Набокова и виски и понимал уже, что попал куда-то не туда. Ничего интересного не происходит, карьера не движется никуда.

Попал, кстати, просто. После школы я учился в платном институте на экономиста. Мой ироничный однокурсник на вопрос анкеты нашего учебного заведения «Что вам больше всего нравится в нашем институте» (как будто там что-то вообще могло нравиться), не задумываясь, написал «Спонтанность». Следующим пунктом шло «…и что не нравится». «Спонтанность», — повторил он.

После института с помощью каких-то манипуляций моих родителей меня все-таки взяли в один банк, откуда я уже сам перешел в этот самый Ходорковский-хаус, «Менатеп» в Уланском переулке (по иронии судьбы много лет спустя я буду ходить на эту улицу тоже практически на работу — в Клуб Игоря Бутмана, чтоб писать джазовые репортажи). Да, сам нашел новое место, перескочил безо всякого блата на чуть большую зарплату, но все равно не покидало ощущение чего-то неправильного. Живешь не своей жизнью; я не боюсь себе в таком признаваться.

Тем не менее, когда в августе 1998-го — после кризиса — весь почти наш отдел разогнали, я не испытал никакого облегчения. Я чувствовал, что у меня из-под ног ушла земля. Что выхода нет, выбора нет и вообще жизнь окончена.

Когда ты безработный, то первое время просыпаешься чуть позже обычного и чувствуешь себя очень отдохнувшим. Завтрак готовится долго и поедается с удовольствием. Потом ты с наслаждением завтракаешь-куришь-гуляешь-читаешь. Время идет медленно, и к обеду избыток сил уже некуда девать. Пойти некуда, ибо последние деньги надо экономить. Работа не ищется. Меня хватает ровно на неделю такой жизни.

А между тем мысли о работе не оставляют никогда. Каждый день просыпаешься с надеждой, что вот-вот, сейчас, найдется что-то новое и все сразу встанет на свои места. Но мою специальность просто отменили: фондовый рынок сдох, следовательно, Составители Бумажек по Акции никому не нужны.

Иду на биржу труда. «Сами заявление написали?» — спрашивает меня дядечка в толстых очках и уютном свитере, начальник всего этого странного предприятия. «Конечно», — говорю. Щас выгонит, думаю. «Ну как все сейчас, понятно, — говорит он. — Ладно, ставим вас на пособие. Идите в Сбербанк на Николоямской, заведите там сберкнижку».

Через пару недель действительно что-то упало на сберкнижку. Пособие не помню сколько сотен рублей, но по тогдашнему курсу примерно 8 долларов. Как прожить на восемь долларов в месяц?

Нет, я, конечно, готов придумать что-то новенькое. Взяться за… эээ… ммм… что-нибудь. Да что угодно. Проблема в том, что я, честно говоря, совершенно не знаю, чего я хочу. Ну, кроме абстрактного творчества и тусовок с такими же, как я сам.

Хотя бизнес тоже можно попробовать.

Бывший сокурсник — его тоже выперли из банка, правда на неделю позже меня, — придумал торговать картошкой в отдаленном районе; он там живет и рынок знает. Мне идея понравилась: жрать люди всегда будут, эту мысль я усвоил из институтского курса маркетинга.

Все выглядит просто: купили «Газель», то есть целую тонну, хранить ее в комнате сокурсника и понемногу продавать на улице каждый день.

И вот я стою во дворе, на октябрьской подмерзающей уже земле, и целый день наблюдаю одно и то же. Хоккейная коробка. Панельные многоэтажки. Магазин. Аптека. Улица Красного Маяка, большая, пустынная. За ней лес. Остановка автобуса. Из редких маршруток выскакивают два-три человека, суетливо исчезают во дворах. Каждого потенциального покупателя я ощупываю взглядом.