Мой век - Геда Зиманенко Страница 2

В то время стало популярно учение передового немецкого ученого-педагога Фребеля. Молодые девушки ходили на курсы Фребеля, и их называли фребеличками. На курсах они читали не только Фребеля, но и Маркса и мечтали о революции. Самуил познакомился с революционной молодежью. Им показался интересным красивый тянущийся к знаниям юноша, и они начали его опекать. Осталась фотография: красавец Самуил, Ревекка — его будущая жена — и еще одна круглолицая девушка, первый в Витебске переводчик Маркса. И Ревекка, и ее подруга были фребелички.

Самуил был еще мальчишкой, ничего не знал и не умел — кем он мог работать? Новые друзья пристроили его учиться к подрядчику — строителю. Самуил учился и зарабатывал небольшие деньги.

В марксистском кружке Самуил познакомился с Ревеккой, влюбился в нее, и вскоре они поженились. Отец Ревекки, Соломон Абезгауз, был талмудистом — сидел всю жизнь за Талмудом, расшифровывал, разгадывал слово Божие. Залман и Ханна говорили, что так всю жизнь можно попусту потратить. Как иронизировала папина сестра Вера, синагога была его прибежищем, а старые фолианты в кожаных переплетах — весь жизненный интерес. Кормили семью сыновья Соломона, братья Ревекки. У старшего брата был свой магазин. Вывеска на магазине гласила «колониальные товары», а нарисованы на ней были какие-то причудливые фрукты. Что это были за товары, не знаю, но навряд ли до Витебска доходили хотя бы апельсины. А уж о таких фруктах, как киви, мандарины, бананы, ананасы, в Витебске тогда не только не слышали, но даже на картинках их не видели. Земля в те времена была необъятна, а страны отдалены друг от друга. Что же касается плодов нашей страны, то они были доступны — во всяком случае, до 17-го года, — и свою сестру, а потом и нас, ее детей, старший мамин брат подкармливал яблоками. Я помню нашу радость, когда от него приходила посылка, — мы вскрывали деревянный ящик и лакомились яблоками.

Младшего брата Ревекки звали Беньямин. Накануне войны 1914 года он был мобилизован в армию и пропал без вести. Имя его я запомнила, потому что мама всю жизнь ждала о нем вестей.

И Соломон Абезгауз, и его жена болели туберкулезом. Болезнь эта в царской России была очень распространена, особенно в черте оседлости, к которой относилась и Витебская губерния. Потом заболела туберкулезом и Ревекка.

Когда Самуил познакомился с Ревеккой, ему было 18 лет, а ей исполнилось 23. Ревекка по тем временам считалась уже старой девой. Были у нее густые длинные волосы, которые она убирала скромным узлом, пышная фигура, тонкая талия, маленькая ножка, что было тогда в моде, а главное — красивые глаза «с поволокой». Ухаживание было настойчивым и бурным, а любовь — взаимной. Свадьба состоялась, невзирая на противодействие родных.

Брак Ревекки и Самуила все окружающие посчитали мезальянсом. Ханна (мама Самуила) говорила, что она девица-переросток, старая дева и не так уж хороша собой. Когда Ревекка вышла замуж, ее родители ничего ей не дали, а приданое устроили братья. Особенно не любила Ревекку тетя Вера. Она мечтала, что ее красивый брат найдет для себя принцессу. (Я все это знаю с маминых слов — мама много рассказывала того, что ребенку слушать нельзя; она хотя и была фребеличкой, но не учитывала, что у ребенка все откладывается в памяти.) Ревекка стала затырканной, нелюбимой невесткой. Вера попрекала ее, давала ей обидные прозвища, пеняла Ревекке, что она неопрятная, а семья у нее туберкулезная. Позже, во время гражданской войны, Вера говорила про Ревекку, которая к тому времени уже болела туберкулезом, так: «Сама больная и еще детей нарожала!» Единственный, кто проявлял к невестке теплые чувства, был Залман — отец Самуила. Он старался сгладить неприязненное отношение к ней других родственников.

Самуил кормит семью

Из двух корней — Абезгауз и Зиманенок — только по одному ростку переплелись и дали побеги; прочие остались бездетными или погибли. Самуил и Ревекка поженились в 1908 году. Приданое было скромное — помог лишь старший мамин брат. Вдвоем на пятак уже не проживешь, и молодой 18-летний муж отправился в поисках заработка по белорусским местечкам внутри черты оседлости. Он объехал Полоцк, Лиозно, Сураж — все места, где что-нибудь строилось. Он быстро сходился с людьми, и потому ему давали работу. В Витебске он теперь бывал наездами и в праздничные дни. Жена ждала ребенка и приучалась к одиночеству.

В то время почти в каждом деле были подрядчики, которые все организовывали. Дело было так. Строился, например, в Харькове мост. Архитектор выигрывал конкурс и находил себе подрядчика, чтобы вести строительство. После этого сам архитектор мог уехать в Италию. Подрядчик, бывало, со всей работой не справлялся и брал себе десятника. Вот Самуил и стал таким десятником.

Если десятник оказывается с головой, то он занимается всем на свете. Был, например, случай, когда Самуил строил пятиэтажный дом в Полоцке, а поставщик привез бракованный кирпич. Самуил кирпич не принял. Тогда поставщик предложил ему взятку, а Самуил отказался. Подрядчик узнал об этом случае и с тех пор начал Самуилу доверять.

Когда строительство в Полоцке закончилось, подрядчик так привязался к Самуилу, что позвал его работать в Харьков, хотя там евреям жить запрещалось. Самуил стал получать 100 рублей в месяц — очень большие деньги по тем временам. Сначала Самуил построил виадук через железную дорогу, а затем начал строить знаменитые дома страхового общества «Саламандра».

…Дома «Саламандра» были очень известны. Как-то после войны к нам приехал гость из Харькова, и я спросила его: а как там дома общества «Саламандра»? Оказалось, что весь Харьков был во время войны разрушен, а дома «Саламандра» уцелели.

На Самуила подрядчик мог положиться во всем. Он доверил своему десятнику не только строительство, но и закупку материалов: кирпич, известь, песок, лес, краски. Но главное было — строить точно по чертежам: архитектор, найдя любое отступление от проекта или небрежность, заставлял все переделывать, что удорожало строительство.

Однажды еще во время строительства многоэтажного дома стал оседать фундамент. Подрядчик сказал: нужно переделать — да так, чтобы никто об этом не узнал. И тогда Самуил организовал работу по ночам: днем рабочие возводили новые этажи, а ночью заменяли фундамент.

В другой раз приехал архитектор посмотреть на стройку — и ему не понравилась кладка. Он подозвал Самуила и говорит: «Велите разобрать 10 рядов, и пускай теперь выложат как нужно — другой оттенок». Значит, по деньгам 10 рядов кладки потеряно. А Самуилу нужно с рабочими рассчитываться. Пришлось отдать свои деньги.

Строителями в Харькове были в основном крестьяне. Из одной деревни приходила бригада землекопов, из другой — каменщики, из третьей — плотники и маляры. В бригаду подбирались непьющие работящие мужики. Они старались заслужить уважение десятника, потому что тот мог позвать эту бригаду и на другую стройку. Десятнику же со всеми нужна строгость — но так, чтобы не обидеть. Потом уже, лет через тридцать, останавливает как-то Самуила на улице мужчина и говорит: «Не помните меня? А я у вас каменщиком работал, мы вас любили». А Самуил отвечает: «Тебя зовут так-то», — и называет его по имени.