Бутырка. Тюремная тетрадь - Ольга Романова Страница 2

У входа нас поджидает новенький седан «Инфинити», явно личный автомобиль кого-то из сотрудников МВД. Я предлагаю поехать на моей машине, тем более, что там находится мой паспорт. Мне говорят, что документы не нужны — и мы уезжаем.

Встреча со следователем производит неизгладимое впечатление. Верх цинизма. Мне объясняют, что за шесть дней руководства следственной группой она (следователь) полностью разобралась в сути моего дела (следствие к этому времени шло уже больше года) и приняла решение о моем задержании. На мой вопрос, почему бы меня сначала не допросить, и как, не видя и не зная человека, можно принимать столь серьезные решения, следователь закатывает глаза кверху и говорит, что это не нее решение.

Как выяснилось позже, в тюрьме, это сейчас своеобразный госстандарт. По заказным делам следствие идет около одного года, затем идет замена следователя на «попку» и через несколько дней он выносит решение об аресте. Практически все руководители компаний, которых я встречал в тюрьме, были арестованы по этому сценарию.

Далее у меня состоялся разговор «по душам» со следователем. Она взяла шпаргалку, написанную заказчиком моего дела (это было слишком очевидно), и начала задавать вопросы, параллельно изучая содержание моего мобильного телефона. При этом следователь пыталась убедить меня быть предельно откровенным, так как этот разговор без протокола и, возможно, меня отпустят. Эту чушь и ложь было смешно слушать, так что разговор не сложился. Попытка начать допрос официально тоже не удалась, так как выяснилось, что следователь не может установить мою личность без паспорта, а я отказался давать показания без адвоката, которого никто не предупреждал.

Возникла пауза, во время которой следователь долго рассказывала мне, что все адвокаты сволочи, их цель — заработать как можно больше денег. Единственный истинный друг обвиняемого — это следователь. Все ее подследственные, освобождаясь, чуть ли цветы ей дарят и благодарят за прекрасно проведенное время. На мой вопрос о наличии у нее экономического образования (все-таки полковник СК МВД, зам начальника отдела экономических преступлений) последовал ответ, что она юрист.

Далее последовал допрос, осмотр моих личных вещей, в результате которого ни флэшки, ни еще один телефонный аппарат обнаружены не были. Уже ближе к 23.00 меня доставили в изолятор временного содержания на Петровку, 38.

На следующий день состоялся так называемый суд об избрании мне меры пресечения. Суд Тверской, а правосудие Басманное. Как утверждают адвокаты, следователь лично печатала постановление суда об избрании мне меры пресечения еще до начала заседания. Им даже удалось заснять это на камеру мобильного телефона.

Представителя Генеральной прокуратуры особо не волновал исход дела. Он обсуждал по своему телефону-коммуникатору Nokia ценой около $1000 что-то очень веселое, постоянно поглядывая на свои часы Rolex Submariner зеленого (редкого) цвета.

Суд был короток, аргументация следствия, что я могу скрыться, была подкреплена железобетонным аргументом — наличием загранпаспорта. При этом следователь отказалась в присутствии судьи этот загранпаспорт изъять у моих адвокатов. Судья этого предпочла не заметить.

Далее — обратно на Петровку, 38, в сопровождении трех бойцов тюремного спецназа, ребят, которые прошли Чечню и были, пожалуй, единственными профи со стороны моих оппонентов. Всю дорогу они откровенно скучали, не понимая, почему ими «усилили» эмвэдэшных оперов (видимо, потому, что те разучились управляться втроем против одного). На мой вопрос о необходимости использования спецназа следователь ответила, чтобы я благодарил ее за то, что меня вчера брал не ОМОН или СОБР, а опер. Я предпочел бы, чтобы следователя отблагодарили наши налогоплательщики.

Вообще, следователь мне попался нервный, хамоватый и не умный. Узнав, что у зала суда дежурит TV, она в истерике прокричала мне перед выходом, что если ее фамилия прозвучит в прессе, то она не даст мне свидания с женой. На этот момент адвокаты вместе с женой покинули зал, а обращение следователя было направлено к жене. Я обратил на это внимание следователя. Тогда она прокричала — Вы передайте это жене, иначе не дам свидания. Я попросил у нее мобильный телефон (так как был лишен средств связи еще за день до этого), чтобы переговорить с женой. На этом истерика закончилась, так как телефон мне никто давать не захотел. В итоге «серая мышь» следователь не заинтересовала никого. Тем не менее, свидания она нам так и не дала.

На Петровке я сидел недолго, всего пять дней. Сокамерник мне попался бывалый, за 50, четыре ходки, все за убийства. Первая в 16 лет. Как он мне сказал о себе, «лучше всего я умею одно — убивать». За время нашего общения он мне рассказал кучу баек из тюремной и лагерной жизни. Никаких движений в ИВС нет. Трехразовое питание и общение с сокамерниками. Мне повезло дважды. Во-первых, мой сокамерник более чем за 20 лет отсидки много прочитал и с ним можно было обсуждать вопросы истории и астрономии. Во-вторых, моей жене удалось передать мне на следующий день передачу, в которой были книги! И нормальная еда и одежда. Книги стали моими лучшими друзьями в тюрьме.

Комфортная одежда тоже играет важную роль. В тюрьме вообще самое важное — организация быта. Поскольку я заехал в ИВС в костюме, мне было комфортно получить джинсы и все такое. Сокамерники смотрят на костюмы как на космические аппараты. Один мой нынешний друг и коллега по несчастью заехал на Петровку не только в костюме, но еще и в рубашке с запонками. Попался ему такой же, как мне, бывалый сокамерник — кавказец, которому он подарил свою рубашку и костюм, когда получил джинсы (так как хранить и гладить костюмы негде). Реакция сокамерника была своеобразной: поблагодарив за подарок «Kiton-джан», он покрыл трехэтажым матом козлов-ментов, которые, по его мнению, отпороли у рубашки пуговицы на манжетах.

В Бутырку я попал 4 августа, в понедельник. Попасть должен был в СИЗО № 5, но следователь, пытаясь осложнить мое общение с адвокатами и родственниками, в последний момент изменила свое решение. На прямой вопрос следователю адвокатов и жены — где наш подзащитный, она разводила руками — дескать, не знаю. Каково же было удивление адвокатов, когда в ответ на депутатский запрос МВД официально ответило, что в Бутырку (или СИЗО № 2 или Из 77/2) я был помещен по прямому указанию следователя. Как я понимаю сейчас, сделано это было по нескольким причинам: во-первых, чтобы мои близкие не успели договориться с руководством той или иной тюрьмы о помещении в нормальные условия. Дальнейшие перемещения внутри тюрьмы, конечно, возможны, но это требует времени. И денег. Как правило, перед доставкой заключенного в тюрьму приезжают опера, которые пытаются договориться с руководством или отдельными сотрудниками СИЗО о том, чтобы обложить арестованного со всех сторон и не дать ему возможности контактировать с внешним миром, а может быть, и прессануть. Во-вторых, понервировать родственников и не дать возможности оперативного контакта с адвокатами.

Первое, что поражает, так это отношение к заключенным — априори все, попавшие сюда, виновны. На реплики арестованных, что до суда они лишь обвиняемые, следует стандартный ответ — здесь случайных людей нет, раз попал в тюрьму — значит, виноват.