Прогулки с Библией - Рафаил Нудельман Страница 2

Были, однако, люди, которых не удовлетворяли такие способы решения загадок библейского текста. Принимая в целом авторство Моисея, они высказывали предположения, что в отдельных местах Моисеев текст мог быть дополнен теми или иными фразами, вставленными более поздними переписчиками. Первым из известных нам людей такого рода был еврейский врач Ицхак Ибн Яхуш, живший в XI веке при дворе одного из мусульманских правителей Испании. Он обратил внимание на то, что в Книге Бытия (36:31–39) перечисляются цари Едома (он же Идумея, ивр. Едом), жившие намного позже смерти Моисея. Неизвестно, почему его смутило именно это противоречие, но он высказал мысль, что данный перечень является более поздней вставкой. За это он был назван Ицхаком-путаником. Назвал его так Авраам Ибн Эзра, испанский раввин XII века. Он даже добавил, что книга Ибн Яхуша «заслуживает сожжения». Но тот же Ибн Эзра в своих собственных сочинениях намекнул, что в ТАНА-Хе имеются фразы, которые никак не могли принадлежать Моисею: упоминания о Моисее в третьем лице; описание мест, где он никогда не бывал, и событий, которые случились после его смерти, и так далее. Ибн Эзра, однако, был осторожнее Ибн Яхуша. Он просто написал: «Тот, кто понимает, будет хранить молчание».

В XIV веке ученый из Дамаска Бонфилс впервые высказал вслух дерзкое предположение, призванное разъяснить все упомянутые загадки: «Они являются свидетельством того, что эти фразы вписаны в Тору позже и не Моисеем; скорее их вписал какой-то более поздний пророк». В XV веке епископ Тостатус, развивая эту мысль, предположил, что этим более поздним автором был Иисус Навин, преемник Моисея и первый еврейский завоеватель Ханаана. Но столетием позже немецкий ученый Карлштадт обратил внимание на то, что описание Моисеевой смерти излагается точно в том же стиле и тем же языком, что и весь остальной текст. А это делало затруднительным приписать «добавки» кому-либо другому. Его современник, фламандский католик Андреас ван Маес, и два иезуита, Перейра и Бонфрер, попытались преодолеть эту трудность, выдвинув гипотезу, что Моисею принадлежал только исходный текст Торы, а до нас дошел текст, слегка измененный какими-то более поздними «редакторами», которые своими вставками и исправлениями пытались сделать его более понятным читателям. Книги этих авторов были немедленно запрещены католической цензурой.

На третьем этапе этой истории — в XVII веке — английский философ Томас Гоббс выдвинул еще более радикальное предположение: основная часть текста Торы вообще не принадлежит Моисею. Гоббс собрал множество аргументов в пользу этого своего тезиса и изложил их в специальной книге, которая получила широкую известность среди читателей. Одновременно аналогичный тезис выдвинул и французский протестант Перьер. Ему повезло меньше, чем Гоббсу, — его книга была конфискована и сожжена, а сам он был арестован и купил свободу только ценой отречения от своих слов и перехода в католицизм. Но вскоре к мнению Гоббса и Перьера присоединился также Спиноза. Мало того что он систематизировал все противоречия, найденные в библейском тексте его предшественниками, — он добавил к ним новые наблюдения. Он, например, обратил внимание на фразу (Второзаконие, 34:10): «И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей», — которая явно была написана кем-то жившим через много лет или даже столетий после Моисея. Как известно, Спиноза был отлучен от иудаизма, а его книги были осуждены не только еврейскими раввинами, но также католиками и протестантами. Но главную мысль Спинозы они не могли, конечно, заглушить. Мысль эта состояла в том, что все вышеуказанные логические и композиционные несообразности в Торе представляют собой не изолированные, худо-бедно объяснимые противоречия, а систематическую особенность всего текста. Исходя из этого, Спиноза предположил, что текст этот принадлежит не Моисею, а более поздним авторам, которые имели в своем распоряжении несколько старинных источников.

Эта идея получила дальнейшее развитие у трех авторов следующего века — немецкого священника Виттера, французского врача Астрюка и немецкого историка Эйхгорна. Они сосредотачивались главным образом на анализе так называемых библейских дублетов. Под таким названием среди специалистов известны те места Торы, которые повторяются в ней дважды. Таких эпизодов особенно много в ее первых книгах. Процесс сотворения мира, история потопа, заключение Богом завета с Авраамом, объяснение имени Исаака, объявление Авраамом своей жены Сары сестрой, путешествие Иакова в Месопотамию, откровение Иакову возле Вефиля (ивр. Бейт-Эль) и изменение его имени на Израиль, эпизод высекания Моисеем воды из скалы — все это и многое другое излагается в Торе в двух версиях, детали которых зачастую противоречат друг другу. Богословы — раввины и священники — не могли пройти мимо этих противоречий. Поэтому они объявили их мнимыми. Две версии дублета, разъясняли они, не противоречат, а дополняют друг друга и тем самым преподносят верующему более глубокий урок.

Исследователи Библии не были удовлетворены этими разъяснениями. Они обратили внимание на странную закономерность. В большинстве дублетов различия между составляющими их версиями весьма устойчивы. Говоря о Боге, одна версия всегда использует слово «Элоим», другая всегда пользуется обозначением «Яхве» [1]. Вспомним, например, рассказ о потопе. В шестой главе Книги Бытия пятый стих открывается словами: «И увидел Яхве…» Шестой: «И раскаялся Яхве». Седьмой: «И сказал Яхве…» Восьмой заканчивается словами: «Перед очами Яхве». Но в стихе девятом уже говорится, что «…Ной ходил перед Элоимом». Этот стих открывает длинный ряд других, до самого конца главы, в которых Бог именуется исключительно словом «Элоим». В них подробно излагается, какой ковчег «Элоим» повелел Ною построить и каких тварей в него взять: «…от всякой плоти по паре». После чего «сделал Ной все, как повелел ему Элоим». Однако следующая глава немедленно открывается повторением:

«И сказал Яхве (!) Ною… всякого скота чистого (то есть пригодного для жертвы. — Р. Н.) возьми по семи (!) пар…» Этот повтор продолжается вплоть до пятого стиха, где снова говорится, что «…сделал Ной все, что Яхве повелел ему», — после чего начинается отрывок, в котором Бог опять именуется словом «Элоим». Такие отрывки, повторяющие друг друга в разных выражениях и с разным наименованием Бога, чередуются вплоть до конца рассказа.

Примем как гипотезу, что история потопа — это искусная комбинация двух различных рассказов. Продолжается ли каждый из них также и в последующем тексте? Оказывается, да. Если продолжить сопоставление дублетов, то нетрудно заметить, что почти все они содержат те же две версии, четко различающиеся наименованиями Бога. И вот что интересно: если собрать по порядку все те куски текста, в которых Бог именуется «Яхве», то образуется вполне связный рассказ, повествующий о событиях от сотворения мира до исхода из Египта. А если собрать все куски, в которых Бог именуется «Элоим», получится другой связный рассказ, повествующий о тех же (!) событиях — от сотворения мира до исхода из Египта, — но уже по-своему, со своей стилистикой и своими особыми приметами. Эти различия не сводятся только к разным наименованиям Бога. Оба рассказа отличаются и другими устойчивыми разночтениями. В одном коренные жители Ханаана всегда называются аморитами, в другом — хананеянами. Один всегда именует пустыню, в которой евреи скитались после исхода из Египта, Хоревской, другой — Синайской. В одном имя Моисеева тестя — Иофор, в другом — Рагуил. И так далее.