Тайны Киевской Руси - Лин фон Паль Страница 2

Так что по большому счету русская история гораздо больше политика, чем история. И таковое положение вещей, конечно, создавало и создает «тайны», но это не столько научные загадки, сколько политические экивоки. Ведь и исключенный из государственного употребления Киев со всеми своими землями и городами никуда не исчез после отложения от Руси, как он стоял на берегу Днепра, так и продолжал стоять, и люди жили в нем те же самые, что и прежде, но на четыре века они «пропали» из нашей истории. И для очень многих людей эта «пропажа» при изучении школьного курса истории объяснялась просто и очень просто: Киев был разрушен татаро-монголами и больше не воскрес, он был отстроен только после 1654 года! Но на самом деле ничего такого не было и быть не могло. Киев был разрушен, но в скором времени отстроен, только… он не был более частью восточно-русских земель! По мере москвитизации Руси все остальные земли описывались лишь как имеющие к Москве отношение, а события, которые в них происходили, рассматривались лишь с точки зрения приемлемости для Москвы: если земля не жаловала чужих князей, то ее жизнь кремлевских историографов не интересовала, но как только эта же самая земля попадала под московское влияние и включалась в общий поток – ее история становилась достоянием «поточной» истории.

Конечно, в чем-то Фоменко прав: история Руси многократно переписывалась, и всякий раз, как того требовала политическая ситуация. Но не было никакого «романовского» изъятия и переписывания летописного материала. Мало того что это физически невозможно из-за обилия разного рода средневековых текстов, так невозможно и политически – многие рукописи оказались в чужих землях, бывших прежде русскими, и там была иная политическая конъюнктура, совсем не романовская. Нет, переписывали историю на местах не по приказу Романовых, переписывали в угоду местным князькам, либо добавляя лестные характеристики их роду, либо же убирая и вымарывая сведения, которые их не удовлетворяли. И такое происходило с самого начала нашего летописания, как, впрочем, и не только в России.

Но в целом, если уметь читать старинные тексты, можно заметить, где происходит «включение» автора, то есть где изложение событий перестает быть фактом истории и заставляет историю обрастать легендами. К сожалению, вычленить эту «авторскую речь» из начальной истории Руси очень сложно, поскольку не сохранилось никаких текстов десятого, одиннадцатого и даже двенадцатого веков, а своды летописей относятся к векам гораздо более поздним – четырнадцатому, пятнадцатому, шестнадцатому. Мы можем летописцу верить или не верить. Но как нам выяснить, справедливо ли такое наше отношение к его труду? На этот предмет существует сравнительный анализ летописей, и если события, записанные в Киеве или Ростове, совпадают с текстами из Новгорода или Пскова, то возрастает и процент доверия, а если тексты не совпадают – то вывод очевиден. Как ни странно, но в древнейшей истории разночтений очень немного. И ученые по этому поводу делают вывод, что летописцы использовали для своих хроник некий начальный свод, который просто не дошел до нашего времени, но определенно существовал. Использовали они и византийские и латинские источники, которых много ходило по русским монастырям. Но ни один из наших отечественных текстов и ни один из западных или восточных так и не дают ответа на вопрос: кем были первые русские князья, и почему эта земля получила название русской? Пожалуй, с этого-то вопроса, с этой тайны мы и начнем движение в темном времени прошлого.

О древнейшем периоде русской истории мы знаем из текста «Повести временных лет», которая была написана в Киево-Печерском монастыре, затем дополнена и переработана в XII веке по просьбе князя новгородского Мстислава Владимировича игуменом Сильвестром в Выдубицком Михайловском монастыре. Первоначальный текст, по преданию, был написан монахом Нестором, а Сильвестр довел его летописание до времени, в котором жил сам. Андрей Никитин, исследовавший структуру «Повести временных лет» и ее возможных авторов, пришел к выводу, что одним из них был, несомненно, новгородец, поскольку в тексте использованы новгородские легенды и события, а другой был киевлянином, его Никитин называет «краеведом». Первый описывал и знал легенду о призвании варягов, которые «придоша къ словеномъ первее», то есть сначала явились в Новгородскую землю, второму пришлось объяснять, что имеется в виду под этнонимом «Русь», поскольку, как пишет Никитин, в XII веке этноним был уже непонятен – называли тех варяг русью, как другие называются шведами, урманами, англичанами, готами, так и эти были русью, и одновременно пришлось пояснять, что «от техъ варягь прозвася Руская земля», хотя сама Новгородская земля, куда призвали троих братьев княжить, никогда Русью не называлась, и автор этого различия уловить не мог, ибо новгородские реалии были ему неведомы.

Следовательно, начальный текст появился в Киеве, о чем говорят массовые киевские топонимы IX века и упоминание варяжского вопроса, затем текст правился в последующие годы, как в Киеве, так и не в Киеве. Словом, каждый переписчик вносил в первоначальный текст свою лепту и расшифровывал то, что для киевлянина прежних веков было простым и понятным. Киев в XII веке был центром большого государства, заселенного славянами, точнее, союза княжеств (поскольку с 1054 года говорить о централизованном государстве смысла не имеет), и историческая правка того времени как раз и согласуется с признанием за Киевом роли, выраженной в летописях как «мать городов русских». По наименованию главного города этой земли и была названа вся земля Киевской.

Предков обитателей Киевской земли летописцы выводили из великого разделения народов после библейского потопа: «взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне. Спустя мною времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне. Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Миною и назвались дреговичами, иные сели по Авине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Мину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Мене, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской».