Из варяг в Индию - Валерий Ярхо Страница 2

Чтобы понять главную подоплеку этих государственных интересов, достаточно провести пальцем по карте линию, произвольно начав ее от любой из тогдашних европейских столиц или какого-нибудь крупного морского порта, ведя ее далее через русскую землю до Китая и Индии, и попробовать проделать то же самое, огибая Африку, вычерчивая замысловатую загогулину морского пути. Так сразу становится понятнее, какой путь в эти страны короче и надежнее. По русским рекам, озерам и волокам, от портов хоть Белого, хоть Балтийского морей можно было дойти с товарами до Волги, по великой реке спуститься до Каспия, а там и до старинных караванных путей рукой подать. Но, бодро пробежав по чертежу европейской части России, тот же палец начинал весьма неуверенно елозить, оказавшись в центре огромного белого пятна, растекшегося на европейских картах того времени от Среднего Заволжья до самых границ заветных стран. Это были дикие степи, населенные племенами, основным занятием которых, помимо скотоводства, был «промысел» на караванных путях. За этим Диким полем лежали государства, в которых христиан-европейцев не жаловали.

Водить по карте пальцами умели и в Москве, и в Лондоне, и в Амстердаме, и в городах Ганзы тоже. И везде понимали, что тот, кто проложит надежный караванный путь через Степь и сможет договориться с правителями Хивы и Бухары, получит в свои руки заветный ключ, отпиравший (а при нужде и запиравший) двери, ведшие к богатствам Востока.

Попытки одновременно выйти к берегу Балтийского моря и отыскать надежные караванные пути на Восток предпринимались московскими царями и до Петра. Задолго до его восшествия на престол на Русь прибывали послы от восточных владык, и, в свою очередь, из России на Восток уходили гонцы и посланники. Но этот обмен велся более «наугад»: ни в далеких странах о России толком ничего не слыхали, ни в нашем отечестве про жизнь в тех странах не ведали. Считается, что первым из известных нам русских путешественников, которому удалось самому побывать в Индии и вернуться оттуда, был тверской купец, знаменитейший Афанасий Никитин. Но хотя имя его, как говорится, «у всех на слуху», все же нелишне будет вкратце напомнить о том, что послан он был в 1468 году тверским великим князем Михаилом Борисовичем по Волге с товарами через владения великого князя Московского Иоанна Васильевича (тогда Тверь и Москва были еще разными государствами, конкурировавшими между собой). Никитина пропустили до Нижнего Новгорода, где он присоединился к свите ордынского посла Ширвана Асамбека, возвращавшегося из Москвы. Однако даже заступничество посла и принадлежность к его свите не защитили тверичанина и его людей: под Астраханью товары были пограблены тамошними кочевниками. Но Афанасий, имевший целью не столько торговлю, сколько разведку маршрута, продолжил свой путь, добравшись до Дербента, а оттуда в Баку. Из Баку он проник в Персию, и прошел до Ормузда, откуда морем добрался до Индостана, где побывал в Бедере, столице шаха Хорасанского. В обратный путь он отправился другим маршрутом, побывал на африканском берегу в Сомали, оттуда на корабле дошел до Персии, из которой проник в Турцию, и уже там, в Трапезунде сел на судно, шедшее в крымскую Кафу (ныне Феодосия). Домой, в Тверь, Никитин так и не попал, в 1474 году он умер в одном из монастырей Смоленска, в котором попросил пристанища, когда почувствовал, что силы его оставляют. В его вещах были найдены тетради с записками — знаменитое «Хождение за три моря», — которые были переправлены в Москву, к дьяку Василию Мамыреву, ведавшему посольскими и секретными делами у тогдашнего великого князя Московского.

* * *

При великом князе Василии Ивановиче, в сентябре 1533 года, в Москву прибыл караван индийского купца Гусейна Хози. Хозяин каравана привез для русского царя грамоту от своего владыки Бабур-Паши, в которой русскому государю предлагалось «быть в дружбе и братстве». По расспросу послов выяснилось, что Бабур-Паша происходил из известного рода — он был шестым поколением от потомка Тамерлана, Миран-Шаха. Грамота Бабура была принята, и Гусейну Хози было разрешено расторговаться в русской столице. При отпуске домой купцу вручили ответное послание о полном согласии поддерживать отношения и впредь, «чтобы наши люди друг к другу хождение с товарами свободное имели». Про братство царь велел не писать, «поскольку не уверен был в том, что государь ли тот Бабур-Паша, или просто чей-то управитель». О случайности и несовершенстве тогдашних связей между Россией и восточными странами ярче всего говорит тот факт, что эту переписку русский царь вел уже с покойником. Когда караван Гусейна Хози достиг русских пределов, Бабур-Паша уж три года, как был мертв, но караванщики об этом, конечно, не знали.

Из России в сторону Индии несколько раз отсылали своих гонцов, чаще используя для этого иноземцев, высказывавших желание «послужить русскому престолу, а заодно и управить свои дела». Дела эти были смесью торга, разведки новых земель и прямого шпионажа, который, впрочем, учитывая гигантские расстояния между странами и медлительность в решении дел, можно назвать «стратегической разведкой на далекое будущее».

В 1557 году хивинский и бухарский ханы прислали ко двору царя Ивана Васильевича Грозного посольство, состоявшее из знатных придворных ханов, привезших богатые дары. Послы просили права торговать узбекским купцам в русских городах. («Узбеками» часть жителей хивинского ханства назвалась в 1312 году, в знак особенной преданности ордынскому хану Узбеку; называвшие себя так составляли «высший класс общества» в ханствах.) Отношение к посланцам было весьма настороженное, ибо на Руси отлично помнили, что в самые жестокие времена владычества Орды именно хивинские купцы брали «на откуп» сбор дани с русских. Тогда завоеванной монголами Хивой правил брат Батыя Шабан, и хивинцы, внеся в ордынскую казну сумму дани и получив доступ в русские земли, драли по три шкуры — как говорит летопись: «брали неумеренные росты», то есть проценты на внесенную ими сумму откупа. Тех, кто платить за себя не мог, угоняли в неволю. Все это вызвало серию восстаний в Ростове Великом, Владимире и Суздале, где хивинских сборщиков перебили, а потом последовали жестокие репрессии со стороны монголов. Лишь в 1273 году хан Мангутимур освободил русских от насилия хивинских купцов. Известно было также, что узбеки и иные хивинцы не раз входили в состав орд, совершавших набеги на русские земли, и что немало их было в войсках Мамая на Куликовом поле. Не было секретом для русских и то, что в Хиве процветает работорговля, в том числе и русскими пленниками. Все это отталкивало от союза с ханствами и в то же время притягивало к нему — ведь пленных надо было выкупать, то есть входить в регулярные сношения с хивинцами, а как это удобнее всего было сделать, если не при посредстве купцов, прибывавших оттуда для торга?!

Торговля мало-помалу шла: русские ходили с товаром в Хиву, а оттуда привозили товары в русские земли. Товары эти, доставляемые на рынки Хивы из Индии и Китая, через Россию шли дальше в Европу по утроенной цене, принося и купцам их возившим, и казне, бравшей пошлины на ввоз и вывоз, немалую прибыль.