Война в Фивах - Нагиб Махфуз Страница 2

В романе «Война в Фивах» речь идет не только о Древнем Египте. Когда Махфуз писал роман, Египет более шестидесяти лет находился под иностранной опекой, если не сказать прямой оккупацией. Хотя Британия в 1922 году в одностороннем порядке объявила Египет независимым государством, жесткие ограничения его суверенитета, включая оккупацию части территории (зоны Суэцкого канала), оставались в силе. С другой стороны, пан-национализм Османской империи и национализм отдельного государства в девятнадцатом веке вызвали политические дискуссии, и верхушка египетского общества, говорившая по-турецки, воспринималась многими чужеродным элементом. Видно, не удастся выяснить, к какой из этих двух групп Махфуз относил гиксосов (если он преследовал конкретную цель выделить одну из них). Однако не остается сомнений, что это глубоко политический роман, в котором яркий патриотизм и страстный призыв защищать Египет от любых чужеземцев, стремящихся поработить его, звучит и сегодня. Неудивительно, что в Египте роман «Война в Фивах» вошел в обязательную программу начального и среднего школьного образования (так осуществилась надежда Сейида Кутба, которую он выразил в своей рецензии словами: «министерство образования должно предоставить возможность всем учащимся ознакомиться с этим романом») [9]. Это произведение было также инсценировано Абд ар-Рахманом аль-Абнуди, одним из ведущих поэтов Египта. Его собираются экранизировать, сняв первый полнометражный мультфильм для детей [10].

Политический характер романа не ограничивается возвращением утраченной земли и изгнанием захватчика. В нем фигурируют и другие острые политические темы, хотя не все из них автор выразил столь ярко и осознанно. Упоминание расположенной на юге Нубии, где верхушка Египта нашла убежище от гиксосов, своеобразный «реверанс» современному Судану. Когда Махфуз писал этот роман, Суданом управляли Египет вместе с Британией, причем Египту отводилась унизительная роль младшего партнера. Прощаясь, Яхмос говорит губернатору Нубии: «Не станем с этого дня отказывать Южному Египту в том, что мы желаем себе», — ясно давая понять, сколь важно для страны единство в долине Нила. Однако сами нубийцы — и это нисколько не противоречит вышесказанному — в романе играют незначительную роль верноподданных безмолвных статистов. (По иронии судьбы недавние исследования говорят о том, что нубийцы не только не приветствовали стремление семнадцатой династии изгнать гиксосов, но и пытались напасть на Египет, намереваясь использовать благоприятную возможность для взятия войска фараона «в клещи» [11].)

Не столь явно в романе прослеживается четкая стратификация рас по цвету кожи. Неудивительно, что египтяне «золотисто-коричневого» или «медного» цвета кожи являются идеалом красоты и здоровья. Как выразился Камос, их окружают «длиннобородые пастухи» с белым цветом кожи, которую солнце так и не сможет облагородить, а также пигмеи с «черной как смоль кожей», которые живут «в гуще нубийских лесов, где божественный Нил берет свои истоки». Первые нелепы и зловещи, вторые — нелепы и смешны. Однако не все уродливо. Аменридис, гиксосская принцесса с золотистыми волосами, смущает душу молодого Яхмоса. Динамизм их отношений выводит роман за пределы национального мифа и политики.

Возможно, самая большая трудность, с которой сталкивался переводчик этого романа, заключается в высшей степени формальном регистре языка. В романе «Война в Фивах» нет разговорных выражений, которые, по общему мнению, характерны для диалога в более поздних романах Махфуза. Они не встречаются даже в лексике веселых выпивох в корчме. Роман изобилует синонимами таких слов, как «отважный» и «доблестный». Слух современного читателя, возможно, не привык к таким словам, однако он должен понять, что мастерским использованием подобного языка Махфузу удается создать яркие героические эпизоды, воплощающие национальную гордость, и нежные лирические сцены, передающие способность любить и жертвовать собой.

Махфуз пишет имена действующих лиц и названия географических мест на арабском языке и следует нормам, принятым европейскими египтологами. Однако с учетом ограничений, присущих иероглифическому письму (отсутствие гласных, нефиксированный порядок произнесения слогов), и эволюции общепринятых среди ученых понятий следует отметить, что эти нормы последовательно не соблюдаются и не остаются заданными на все времена. В этом переводе даны привычные для современного читателя имена (например, Яхмос вместо Ахмоса), хотя там, где допустимы несколько форм, использованы те, которые ближе к арабской версии (Аменридис вместо Аменирдис). Я благодарен доктору Фаизе Хейкал и доктору Салиме Икрам из Американского университета в Каире за то, что они помогли мне одолеть эти сложности. Если я где-то допустил неточность, то, разумеется, исключительно по своей вине. Махфуз обычно следует принятому среди египтологов правилу и использует классические названия мест, хотя о греческом и латинском языках в Египте узнали лишь спустя более 1200 лет после событий, о которых идет речь в романе. Например, город Эдфу он называет Аполлонополис Магна.

Не все места (и имена людей), упомянутые в романе, можно установить. Карта, на которой отмечены установленные места, позволит любознательному читателю проследить маршрут египетского войска, описанный в романе.

Этот перевод посвящен Филлис Терезе Мейбел Дейвис, урожденной Корбетт.

Корабль поднимался вверх по священной реке, увенчанный лотосом нос рассекал спокойные величавые волны, которые с незапамятных времен катились нескончаемой чередой, словно эпизоды бесконечного течения времени. Обе стороны реки усеяли деревни, пальмы росли поодиночке и группами, зеленая растительность простиралась к востоку и западу. Солнце поднялось высоко, его лучи трепетали там, где встречались с кронами деревьев, и искрились там, где касались поверхности воды, на которой покачивалась горстка рыболовецких лодок. Лодки расступались перед крупным судном, их владельцы вопрошающе и недоверчиво взирали на изображение лотоса, символ Севера.

На палубе перед каютой сидел короткий плотный человек с круглым лицом, длинной бородой, белым цветом кожи, одетый в свободно облегающее платье. В правой руке он сжимал толстую трость с золотой рукояткой. Перед ним расположились два столь же плотных человека, одетых точно так же. Внешне все трое походили друг на друга. Главный из них устремил взор к югу, его темные глаза выражали скуку и усталость. Он зло взглянул на рыбаков. Молчание, казалось, стало невыносимым, он повернулся к спутникам и спросил:

— Интересно, затрубит ли завтра труба и прервет тягостную тишину, которая сейчас окутала южные земли? Нарушится ли мир в этих тихих домах, взлетит ли в безмятежное небо ястреб войны? Ах, как бы мне хотелось, чтобы эти люди узнали, что предвещает им и их повелителю наш корабль!