Император Николай II и предвоенный кризис 1914 года - Петр Мультатули Страница 2

Ленин ещё осенью 1914 г. заявил, что "превращение империалистической войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг"7. Согласно лидеру большевизма, желать поражение "царизму" было долгом и обязанностью каждого революционера. "Революционный класс в реакционной войне, — писал Ленин, — не может не желать поражения своему правительству. Это аксиома"8.

С точки зрения уголовного законодательства любого государства, да и с точки зрения морально-нравственной, такая "аксиома" является формой государственной измены. Таковой же являлась и большевистская практика, когда в марте 1918 г. по условиям Брестского мира Лениным и Троцким была отдана Германии территория площадью 780 тыс. кв. км. с населением 56 млн человек (треть населения Российской империи). По Дополнительному соглашению, подписанному в Берлине через "Дойчебанк" Мендельсона, большевиками в Германию было отправлено в счёт репараций 2,5 млрд золотых рублей по курсу 1913 г., вывезено 2 млн пудов сахара, 9132 вагона хлеба, 2 млн пудов льноволокна, 1218 вагонов мяса, 294 вагона пушнины9.

Большевистско-советский режим до самого своего бесславного краха делал всё, чтобы опорочить, очернить характер и цели самодержавной России в Первой мировой войне, стереть саму память о ней, вбивая в сознание народа понятие "империалистической". При этом особую, а то и главную роль в развязывании войны большевики возлагали на Россию. Лев Троцкий писал: "Русский империализм, непосредственно контрреволюционный характер которого был несомненен для всех русских социал-демократов, сыграл виднейшую роль в подготовке нынешней войны"10.

В конце 1919 г. через академика М. Н. Покровского в Веймарскую Германию была осуществлена передача секретных договоров, которые Российское императорское правительство заключало с другими государствами. В условиях Версальской конференции, ставившей своей целью осуждение Германии как главного виновника войны, что не могло не повлечь за собой для неё значительных территориальных и политических потерь, немцам было крайне необходимо спихнуть с себя вину за развязывание мировой бойни. Они стремились представить дело таким образом, что Германия, лишь по досадному недоразумению, оказалась в стане врагов Англии и Франции, хотя их общим врагом являлась царская Россия. В этом большую помощь Веймарскому режиму оказали большевики. Получив из Москвы дипломатическую корреспонденцию и секретные договоры бывшего императорского правительства, немцы составили из них отдельное издание, направив его на французском языке непосредственно президенту Раймону Пуанкаре. Издание это носило крайне ограниченный характер, не имело выходных данных и имело весьма красноречивое название: "Замечания германской делегации по докладу правительственных комиссий союзников по поводу ответственности виновников войны". Нетрудно догадаться, что этим "главным виновником" объявлялось русское самодержавие. "Царизм, всякий реальный союз с которым был невозможен, представлял собой систему наиболее чудовищного рабства людей и народов. Германский народ как один человек вступил в 1914 году в войну лишь потому, что он воспринимал её как оборонительную войну против царизма, точно такой же провозгласила её, между прочим, социал-демократия всего мира. В тот день, когда главная цель уничтожения царизма была выполнена, эта война потеряла всякий свой смысл"11.

Примечательно, что сборник заканчивался статьёй Покровского, в которой он был фактически солидарен с немецкими утверждениями, хотя и говорит о виновности всех "империалистов" в разжигании войны.

Таким образом, усилиями большевистской пропаганды вместо героического противостояния России натиску крупнейших государств Европы, сопряжённого с огромными усилиями, великими победами и крупномасштабными геополитическими перспективами, в народном и общественном сознании утвердилось мнение о "преступной" и "ненужной войне".

В связи с этим поразительно живучим остаётся миф о том, что "царизм", вступая в войну, стремился во что бы то ни стало захватить Черноморские проливы, жизненно необходимые для "русской буржуазии". Разумеется, схоластическое мышление советской историографии не хотело, да и не могло подняться до истинного осмысления роли Черноморских проливов и Константинополя для России, понять, что помимо геополитического и экономического значения, обладание Царьградом, Вторым Римом имело для русских огромный духовный смысл. В конце 1914 г. газета "Церковный вестник" писала: "Царьград — это колыбель нашего христианства, великий учитель веры славянских народов. Царьград — это наследие Константина, завещанное русскому Мономаху и идейно преданное короне московской. Царьград — это узел русского прошлого и ключ к русскому национальному будущему"12. Известный общественный деятель Р. Д. Стрельцов точно определял и другое важное значение проливов: "Господство над Босфором и Дарданеллами не только открывает двери на влияние в бассейне Чёрного и Средиземного морей, но и является источником преобладания над Балканским миром и Передней Азией, в судьбе которых Россия заинтересована"13.

Однако всё это говорилось после начала войны. В августе же 1914 г. Россия никак не могла планировать захват проливов, так как Османская империя вступила в войну на стороне германского блока лишь в конце октября того же года. При этом Россия прилагала немало усилий, для того чтобы не допустить вступления Стамбула в войну, отлично понимая всю опасность для себя возникновения нового фронта. Более того, вплоть до самого нападения османско-германского флота на российское побережье, русская дипломатия вела упорную работу с целью убедить младотурецкое правительство выступить против германского блока на стороне Антанты. Взамен этого Петербург гарантировал полную территориальную неприкосновенность Османской империи, а значит, вопрос о проливах и Константинополе автоматически снимался с повестки дня14. Как писал уже нами упоминаемый Р. Стрельцов: "Как бы ни была соблазнительна идея завоевания и присоединения этого овеянного романтикой города [Константинополя], необходимо помнить, что всякое приобретение ценно лишь постольку, поскольку сумма неизбежных жертв не превысит сумму приносимого им блага"15. О. В. Айрапетов отмечает, что ещё в сентябре 1914 г. во время Восточно-Прусской операции "про Константинополь никто не думал"16.

Конечно, в Главном морском штабе (ГМШ) Российской империи ещё со времён императора Александра II существовало несколько проектов и записок по поводу необходимости и возможности высадки на Босфоре17, но это были именно проекты, которые обязан иметь любой Генштаб любого государства на случай войны. Реально же подготовка к Босфорской операции началась по приказу Николая II лишь во второй половине 1916 г.

Ещё одним мифом является обвинение царя в том, он "ввязался" в "ненужную" России Первую мировую войну. Нелепость этого утверждения доказывается в первую очередь тем, что не Россия объявила войну Германии и Австро-Венгрии, а, наоборот, Германия 19 июля (1 августа) 1914 г. и Австро-Венгрия 24 июля (6 августа) 1914 г. объявили войну России. Генерал А. И. Деникин свидетельствовал: "Войны не хотели, верили, что Власть примет все возможные меры к предотвращению столкновения; мало-помалу, однако, приходили к сознанию роковой неизбежности его; поводы были чужды какой-либо агрессивности или заинтересованности с нашей стороны, вызывали искреннее сочувствие к слабым, угнетаемым, находились в полном соответствии с традиционной ролью России. Наконец, не мы, а на нас подняли меч..."18