Дневник посла Додда - Уильям Додд Страница 2

Первые впечатления

Приступив весной 1933 года к формированию своей администрации, Франклин Рузвельт назначил на должность посла в Германии, вопреки представлениям финансовых магнатов и профессиональных дипломатов, рассудительного академического ученого Уильяма Э. Додда, приняв во внимание его обширные познания в немецкой истории и культуре, а также свободное владение немецким языком. Представители американских состоятельных династий на этом посту группировались бы между собой, образуя влиятельные партии, а профессиональные дипломаты еще ревностнее стояли бы на страже интересов банкиров с Уолл-стрит, озабоченных угрозой Германии отказаться выплачивать долги по американским займам; но ни те, ни другие не знали Германию так же хорошо, как ее знал Додд. Почитатель и последователь Томаса Джефферсона и Вудро Вильсона, Додд вместе с верительными грамотами привез с собой прогрессивные либеральные идеи. Чуждый антисемитских настроений, столь обычных для того времени (отсутствие заведомой предубежденности снискало ему расположение в кругу еврейских общин как в Соединенных Штатах, так и в Германии), он сочетал в себе два примечательных качества – порядочность и дружелюбие.

Приверженец баптизма, Додд вдумчиво и серьезно отнесся к своему назначению на должность посла. Задача, нелегкая при любых условиях, осложнялась тем, что в его лице либеральная демократия Соединенных Штатов должна была противостоять тоталитарному режиму гитлеровской Германии. Настороженно относясь к предложенной ему и его семье роскошной каюте на пароходе «Вашингтон» и к не менее роскошному номеру в гостинице «Эспланада» по прибытии в Берлин, Додд выработал определенный стиль поведения, который он считал наиболее подходящим для своей дипломатической деятельности. Незнакомый с традициями и не желающий считаться с тем, что, по его мнению, было пустой формальностью, новый посол США, тем не менее, стоял на страже даже самых незначительных интересов своей страны и ее граждан в Германии, делая все, что было в его силах. Будучи человеком довольно простодушным и к тому же незнакомым с настоящим положением дел в Германии, Додд сфотографировался в порту Нью-Йорка, вскинув руку в жесте, очень напоминавшем нацистское приветствие. Это, конечно, было заметно на общем фоне провожавших его официальных лиц, и поэтому он вскоре стал объектом насмешек как среди немцев, так и среди своих соотечественников в Берлине и Вашингтоне. Несмотря на неискушенность в дипломатии и в текущей политической жизни, он быстро и досконально разобрался в своих многочисленных обязанностях на новом месте.

Вскоре после приезда в Германию Додд провел несколько встреч с американцами, проживавшими в Берлине, в основном с журналистами и бизнесменами, а также с влиятельными лицами самой Германии. Так, во время своей первой пресс-конференции с участием американских журналистов он обменялся рукопожатием с Эдгаром Маурером, при этом Додд выразил сожаление, что нацистское правительство потребовало отставки Маурера с должности президента Ассоциации иностранных журналистов в Берлине из-за его книги «Германия отводит назад стрелки истории». В течение нескольких последующих дней с американским послом встретились такие хорошо известные журналисты, как Зигрид Шульц из «Чикаго трибюн», Фредерик Эхснер из Юнайтед Пресс и Луи Лохнер из Ассошиэйтед Пресс, а также немецкий посол в Соединенных Штатах Ганс Лютер. Лютер, который вскоре опять вернулся в Вашингтон, заинтересовал Додда своим тщательно разработанным планом переселения безработных немцев на восточные равнины Африки или на необитаемые плоскогорья Бразилии. Лютер также высказывался за введение свободных тарифов между Германией и Соединенными Штатами в качестве средства, способствующего промышленному процветанию. Причем во время их беседы Лютер ни словом не обмолвился по поводу возможной немецкой агрессии против Франции или стремления Германии присоединить «Польский коридор».

Во время своей первой пресс-конференции, на которой присутствовало более двадцати немецких журналистов, Додд по-немецки прочитал краткое заявление, в котором говорилось о недавно предложенном президентом Рузвельтом «Законе о восстановлении промышленности», во многом совпадавшем с предложениями министра экономики Курта Шмитта по восстановлению экономики Германии. Немецкие журналисты были настолько поражены тем, что посол Соединенных Штатов говорит по-немецки, что, видимо, поэтому, на следующий день его выступление было опубликовано во всех главных немецких газетах. Немного позже репортеры задали Додду вопрос по поводу его заявления, которое было напечатано в «Израэлитишес фамилиенблатт» – еврейской газете, выходившей в Гамбурге, – в котором говорилось, что Додд приехал в Германию для того, чтобы исправить ряд несправедливостей, причиненных евреям. В ответ Додд опроверг данное газетное заявление, причем его опровержение немецкая пресса напечатала дословно.

Изучив доклад Шмитта и встретившись с любезно принявшим его министром иностранных дел бароном Константином фон Нейратом, а также несколькими главами военных ведомств, Додд пришел в восхищение от их профессионализма – подчеркнутой деловитости и широкой осведомленности в своей области. Вместе с тем его неприятно поразил тот прием, который оказали ему как немецкие, так и американские видные общественные деятели в Берлине. Так, один званый обед он охарактеризовал как «весьма скучный». О другом приеме, устроенном семьей Генри Вуда в их Потсдамском дворце, на котором присутствовал кое-кто из немецкой аристократии, Додд записал, что все приглашенные вели себя, «как в добрые гогенцоллерновские времена», но по поводу самой беседы заметил, что «все разговоры велись в явно гитлеровском тоне».

На протяжении первых недель своего пребывания в «третьем рейхе» Додд ощущал немалое смущение и внутреннее смятение, вызванное контрастом между Германией, которую он знал прежде, в более спокойные времена, и неприятными эксцессами, ожидавшими его в Германии сегодняшней. Например, в один из уик-эндов он вместе со своей женой Мэтти отправился по Потсдамскому шоссе в Виттенберг и Лейпциг. Подъехав около полудня к церкви, где покоятся останки Мартина Лютера, они не смогли попасть внутрь, потому что двери были на запоре. Это было так не похоже на 90-е годы прошлого века, когда Додд, заканчивавший Лейпцигский университет, беспрепятственно вошел в это старинное здание – колыбель Реформации!

Столь же неузнаваемым оказался и Виттенберг: по сравнению с городом, некогда виденным Доддом, он увеличился, по меньшей мере, раза в четыре, превратившись в крупный промышленный центр. Пока нацисты маршировали по новым широким улицам, семья Доддов гуляла по старинному центру города, после чего они поехали в Лейпциг. Додд проучился в этом городе три года до получения докторской степени в университете. Теперь он бродил среди опустевших дворцов бывших богачей, которые потеряли свое состояние во время 1-й мировой войны; по словам Додда, «эта часть города производила мрачное впечатление, величественные особняки молчаливо напоминали о безрассудствах людей, которые в 1914 году вершили судьбы своей страны». Взобравшись на вершину монумента, посвященного победе Германии над Наполеоном в битве под Лейпцигом в 1813 году, семья Доддов и тут обнаружила следы нацистской пропаганды в виде памятной доски, где хвастливо говорилось «о могуществе и героизме немецкого народа».