Загадка Александра Македонского - Неля Гульчук Страница 20

Афинские граждане были уже не те, как во времена нашествия персов, они стали изнеженны, болтливы, невоинственны.

В Афинах, как всегда, много говорили и мало делали.

Гнев Александра надо смягчить, необходимо отвести от Афин карающую руку македонцев – это понимали все в городе.

Святилище, окруженное тенистыми рощами, где безлюдные тропы приводили то к каменным скамьям, то к зеркальным запрудам, то к увитым плющом портикам, располагало к тихим беседам.

Жрице Панае казалось, что голос здесь звучит иначе, чем обычно, наполняясь покоем, величием и торжественностью.

Жрица поджидала Таиду, сидя на скамье, нагретой за день солнцем. Слушала предвечернюю перекличку птиц, любовалась неярким золотом спокойного заката, который отражался в зеркальном пруду, и думала о предстоящем разговоре.

Паная услышала шаги Таиды еще до того, как увидела ее. После короткого приветствия она предложила ей сесть рядом с собой на широкую скамью, стоявшую под сенью огромного дерева.

– Я пригласила тебя, чтобы сообщить нечто важное для тебя и для всех нас. Тебе предстоит встретиться с царем Македонии. И ты должна будешь сделать все, что требует данный тобою обет.

– Я жду приглашения от Птолемея.

Жрица продолжала, не отвлекаясь на подробности.

– …Но к ранее решенному я хочу добавить… Эллада должна отомстить персам за все пережитое. Это остается, но это не все… И даже не главное. Главное – это сделать так, чтобы положить предел персидскому владычеству… Боги послали нам Александра. Может быть, ему под силу окажется эта задача…

– Позор Эллады, чьи честь и достоинство оскорблены персами, позор, взывающий к отмщению!.. – Таида задумалась. – Но многим ли я могу помочь царю в этом?

– Да, дорогая! Ты можешь сделать многое. Александр молод, он мечтает о славе и бессмертии. Он честолюбив. И это хороший стимул для успеха его планов. Но власть – тяжелая ноша, а успехи кружат голову, и мало кому удается не поддаться соблазнам и не сойти с избранного пути… Я хочу попросить тебя: внуши македонскому царю мысль беречь Афины. Здесь корни всего разумного и прекрасного на земле. Царь глубоко почитает Гомера, напомни ему: только юному Диомеду было позволено сражаться непосредственно с богами. На это не могли решиться ни Ахилл, ни Патрокл, ни Гектор, да и никто другой. Лишь Диомед нанес удар мечом Аресу, заставляя его рычать от боли.

– Конечно, ведь сама Афина дружила с Диомедом, – воскликнула Таида. – Она стояла рядом с ним на колеснице и, увлекая в гущу битвы, наполняла его сердце отвагой.

– Ты достойная дочь своего города, – с одобрением и нежностью посмотрев на Таиду, проговорила жрица. – Умна, образованна. Правильно оцениваешь сегодняшние события. Я думаю, в рассказе о Диомеде и богине заключена очень важная мысль: ныне для победы над варварами Александру нужно быть в союзе с Афинами, которым покровительствует всесильная богиня, дочь Зевса.

Жрица замолчала…

Молчала и Таида. В глазах ее читалась некоторая растерянность…

Паная прервала молчание первой:

– Я знаю, о чем ты думаешь сейчас: по силам ли тебе столь важная и столь трудная роль… Знай: женщина, завладевшая сердцем мужчины, способна заставить его взглянуть на многое ее глазами, проникнуться ее мыслями. Для этого ей нужны красота и ум. Боги наделили тебя тем и другим. Поэтому завоюй сердце Александра и сделай так, чтобы он достиг главной цели – покончил с империей персов. И свободная Эллада вовек будет благодарна не только ему, но и тебе.

– Я сделаю все, что окажется возможным.

– Нет, Таида! Ты должна сделать все возможное и невозможное. Помни об этом!

Царь Александр мертв! Погиб под Пелионом… Погиб вместе со всем своим войском.

Эта весть с быстротою ветра распространилась по всем эллинским городам. Многие эллины с радостью встретили это известие. Желаемое охотно принималось за действительность.

Демосфен был счастлив. Он надел белые праздничные одежды, покрыл голову венком из ярких живых цветов, взял свой лучший посох и вышел из дому на залитую солнцем улицу любимых Афин.

Встречные в изумлении останавливались, видя его в белоснежном гиматии и пышном венке. Но самое удивительное было в том, что вечно суровое, неприветливое лицо оратора, про которое злословили, что его поразила глубокая печаль, озаряла улыбка. А постоянно сутулая худая спина неожиданно выпрямилась. Весь облик Демосфена являл собой ярчайший пример того, как в слабом теле может уживаться могучий дух.

Демосфен поднялся в здание Булевтерия, где заседал Совет пятисот. Увидев оратора, булевты мгновенно замолчали: никто не ждал его появления, никто не мог догадаться, почему он надел праздничные одежды.

– Я принес вам весть, которая стоит многих, – торжественно произнес Демосфен. – Убит Александр, царь Македонский!

Внезапно возникшая в Булевтерии тишина взорвалась хором противоречивых возгласов.

– Настало время освободиться от македонского ига.

– Афины больше не будут признавать власти Македонии!..

Голоса немногочисленных сторонников Македонии тонули в гуле голосов ее противников.

– Но ведь совсем недавно в Коринфе мы преклонялись перед молодым царем, признав его гегемонию!..

– Теперь клятва верности утратила свою силу! – противоречили недоброжелатели. – Александр убит – долой македонян!

– Надо действовать немедленно. Нельзя терять время! – вторили многочисленные голоса в зале.

Радость большинства была безмерна.

Но среди собравшихся присутствовали и те, кто считал, что торопиться незачем.

– Надо выждать. Посмотреть, как обернутся события.

Булевты долго не могли успокоиться.

Голос Демосфена перекрыл шум голосов в зале:

– Эллада может считать себя свободной от всех договоров и обязательств, которые были заключены с македонским царем в Коринфе! Мы должны помочь и другим эллинским государствам освободиться от ига Македонии!.. Прежде всего надо помочь Фивам срочно изгнать македонский гарнизон из Кадмеи.

– Фиванцы и сами справятся, – раздались единичные выкрики.

Только один из булевтов засомневался:

– Я только тогда поверю, что Александр убит, когда увижу его мертвым.

Зал вспыхнул гневом возгласов, как взбесившийся огонь.

– Александр мертв!

– Он убит.

– Вместе со своим войском!

– В этом нет сомнений, – пытались убедить сами себя враги Македонии. Они, как и Демосфен, не желали слышать робкий голос разума.

Демосфена переполняла радость, и он хотел поделиться этим состоянием своей души со всеми находящимися в зале Совета.