Мои Великие старухи - Феликс Медведев Страница 20

Вскоре я узнал о ее смерти.

1985

Неожиданное предложение

Во время перестройки мои журналистские интересы вышли за пределы Советского Союза, и одной из тем стала тема русской эмиграции, судеб соотечественников, оказавшихся после революции и войны на чужбине. США, Франция, Италия, Канада, Германия… Поездки, встречи, интервью, работа над книгами… Кстати, одна из передач «Зеленой лампы» была посвящена есенинской теме. Ко мне в гости пришли известный литератор, написавший исследование о гибели поэта в гостинице «Англетер», актриса, декламировавшая «Персидские мотивы», журналист, раскопавший неизвестные данные об Айседоре Дункан. Могла бы участвовать в передаче и Татьяна Лазаревна, но, увы…

Однажды раздался телефонный звонок. Звонил Вениамин Матвеевич Ройзман. Он попросил меня прийти к нему поговорить по важному делу. Может, наследник библиотеки хочет расстаться с какими-то книгами? Время-то на дворе голодное. Я знал, что он работал в техническом институте научным сотрудником, а наука в нашем государстве особо не кормит.

Вениамин Матвеевич принял меня на кухне. По его настроению я сразу почувствовал: что-то случилось.

– Феликс, у меня к вам есть одно предложение. Моя жизнь резко меняется. Я уезжаю в Америку. Вы же видите, что здесь происходит…

Он тяжело вздохнул и решительно проговорил:

– Вы не могли бы купить эту квартиру?

Несмотря на то что Ройзман увидел в моих глазах легкую растерянность и ощутил, что я без особого энтузиазма реагирую на его предложение, он добавил:

– Моя ситуация требует срочного разрешения. Так вышло. Выездные документы уже готовы.

Надо сказать, что наш семейный бюджет испытывал явный недостаток, и, если честно, я должен был сразу отвергнуть эту абсолютно нереальную для меня сделку. Но некий азарт обуял меня в те минуты.

– Ну, хорошо, Вениамин, сколько же стоит ваша квартира? – выдохнул я.

– Я бы хотел 86 тысяч долларов… Не удивляйтесь – со всей мебелью, с библиотекой и автографами. Часть архива, правда, сдана мною в литературный музей.

Этот, выражаясь современным языком, бонус, предложенный хозяином квартиры, меня добил. Я окаменел. Мне показалось, что я схожу с ума. На мгновение я представил себе содержимое старинных шкафов, стоящие на полках книжные раритеты, автографы знаменитых писателей и поэтов, украшавшие длинный просторный коридор. Но в те же секунды я понял, что эти сокровища никогда не станут моими. Названная Ройзманом сумма была по тем временам (начало 90-х) огромной и для меня неподъемной. Наверное, в тот вечер я постарел на несколько лет.

Эта драматическая история кончилась банально: для приличия взяв на раздумье какое-то время, через пару дней я позвонил и отказался от волшебного предложения сына незабвенной Татьяны Лазаревны.

Что стало с квартирой в Козицком переулке, кому достались библиофильские сокровища друга Есенина, не знаю. Но сегодня, спустя много лет после тех событий, я решил рассказать о семье, пережившей многое из того, чем был богат и беден XX век. О дружбе с прекрасной большеглазой женщиной, загадочно не чувствовавшей своего возраста.

Глава 11. Дочь своего отца – Софья Радек

«Однажды начальник спецчасти лагеря „Минлаг“ в городе Инта мне сказал: „Я читал ваше дело – там ничего нет, кроме того, что вы дочь своих родителей. Пишите!“ Будучи человеком здравомыслящим, я твердо знала, что никакие мои писания не помогут. Но раз просят – напишу. И я написала так: „Я, конечно, очень виновата, что выбрала так неудачно себе родителей, в следующий раз я отнесусь к этому вопросу более ответственно“.

И сейчас, чтобы получить полагающиеся мне деньги в размере двухмесячного оклада отца, я почему-то должна доказывать, что я дочь своих родителей. А поскольку не сохранилась ни у меня, ни в архивах загса моя метрика, я должна привести в суд двух свидетелей, которые сказали бы, что я это я, а не Иисус Христос. С меня требуют метрику, которую я уже сто лет в глаза не видела, ибо долгие годы была на „гособеспечении“ в местах не столь отдаленных. До бумаг ли мне было там? За меня знали не только кто я, когда родилась, но и в каких „заговорах“ против Советской власти и лично товарища Сталина участвовала. Поэтому мне остается признаться, что я самозванка, из чисто познавательных побуждений отправилась в восемнадцатилетнем возрасте в ссылку, где и пробыла 13 лет, а в промежутке между ссылками отхватила еще десять лет лагерей».

…Характер у Софьи Карловны Радек нелегкий. Завязан круто, жестко, своенравно. Такого в жизни навидалась, вытерпела, что на мякине ее не проведешь. В первый наш разговор весной 1988 года она и по перестройке «пальнула». Правда, к тому времени еще не был реабилитирован ее отец Карл Радек, и она имела к перестройке личные претензии. А после сообщения о реабилитации сказала: «Да, конечно, это радостное событие, но ведь это надо было сделать тридцать лет назад».

А тут еще эта история с компенсацией. Положено так положено. Зачем унижать уже униженных и оскорбленных? От политических речей ей скучно. «Хватит, – говорит, – отец с матерью предостаточно политикой назанимались». Предпочитает лирику. Много стихов знает наизусть. Запомнила еще с лагеря. Переписанная ее рукой книжечка стихов Агнивцева навечно пригвоздила эпоху к позорному столбу штампом: «Проверено цензурой». А иначе отобрали бы при освобождении. Показывает сочинения отца, его фотографии, газетные вырезки, еще не так давно этого ничего не было. Ведь все, что связано с именем Карла Радека, «заговорщика, шпиона всех разведок, наймита всех империалистов» и прочая, и прочая, и прочая, уничтожалось, преследовалось. Добрые и, надо сказать, смелые люди что-то сумели уберечь. Два тома сочинений Карла Радека «Портреты и памфлеты» подарила ей жена Горького Екатерина Пешкова, замечательный портрет отца работы Юрия Анненкова преподнесла Ирина Анатольевна Луначарская. Низко кланяюсь ей, что сохранила такую «крамолу», – говорит моя собеседница.

А вот книги о Радеке и издания его трудов в разных странах, вышедшие в последние годы. Да, было так: у нас полный мрак и запрет, в других странах – человек-легенда. В книге, изданной в ФРГ, говорится, что за голову Радека в свое время в Германии обещали огромную сумму. Значит, стоил того, просто так вознаграждения не выплачивают. В Англии вышла книга под названием «Последний интернационалист».

«Я привыкла к нищете и прекрасно с ней обхожусь»

…Маленькая квартирка на самой окраине Москвы на Зеленоградской улице. У Межирова в стихах сказано: «В крупноблочных и панельных разместили вас домах». Но она не жалуется: «Рядом электрички? Ну и фиг с ними. Зато малина прямо перед окном». Диван, стол, стул, кухня-пятиметровка заставлена вареньями, соленьями. Несколько полочек с книгами, журналы «Новый мир», «Знамя». В комнате ничего лишнего, тем более дорогого, почти нищета. Невесть какими путями (оказалось, подарок) залетела сюда толстенная в кожаном переплете с тиснением на корешке знаменитая старинная поваренная книга Елены Молоховец. «Форель в сметане… Рябчики запеченные… – уже даже не смешно», – ворчит Софья Карловна.

Конец ознакомительного фрагмента

Купить полную версию книги