Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - Тимофей Сергейцев Страница 20

«Красные» стали новым субъектом истории, рожденным революцией. Именно они строили новое Российское государство. В исторической борьбе с «белыми», с либеральной оппозицией государству как таковому «красные» победили благодаря реальному (не словесному) патриотизму – установке на преодоление революции, на создание действительного государства, а не на его фактическое разрушение. А также благодаря обладанию основами самого современного социального знания, способного быть идеологией, знанием о новом управлении обществом. «Красные» не побоялись спроектировать новое Российское государство. Правящим классом стала проектная бюрократия, больше известная как Коммунистическая партия большевиков.

Стремительно развивавшийся в России крупный капитал пошел в атаку на Российское государство еще до 1917 года. Процесс фактического отстранения царя (и династии) от власти зашел очень далеко уже к 1905 году, что выразилось не только в волне восстаний, недовольств и согласии монарха на созыв Государственной думы, но и в ходе и результатах Русско-японской войны. Степень коррупции в военном руководстве стала угрожающей. Повторение этого явления мы видели в современной России в ходе т. н. первой чеченской войны. Институты правящей династии мешали российской крупной буржуазии «зарабатывать», т. е. получать сверхприбыли. Коррупция и вообще диктат «интересов» захватили и Госсовет, и правительство, и военных. Полным ходом шел процесс подчинения Российского государства, представлявшего собой восточно-христианскую империю, финансово-промышленному капиталу, освоившему в ходе Английской и Французской революций практику превращения государства из формы организации общества и системы контроля над ним в орудие самого общества, в оружие правящего класса.

Война 1914 года с Германией была нужна в России прежде всего русским олигархам для извлечения сверхприбылей и для контроля над государством. Переход войны в крушение государства и власти был детально предсказан Дурново в его записке Николаю II в феврале 1914 года в виде развернутого тактического сценария за полгода до начала катастрофы. Все было известно. Не говоря уже о стратегических требованиях Столыпина двадцати лет «спокойствия» для России. К войне толкали и «союзники» России, прежде всего Англия и Франция. Николай II покорился Судьбе, т. е. неизбежной Революции еще в 1914-м. А выглядело все так, что мы вступились за сербов.

Неудивительно, что когда осенью/зимой 1916-го русская армия во главе с императором одержала решительные победы, а перспектива укрепления царской власти, ее легитимности, как сказали бы сегодня, стала в результате весьма реальной, устранение императора и самодержавия стало насущной необходимостью. В этом интересы русской олигархии, либеральной оппозиции, в том числе среди генералитета, а также и Германии полностью совпадали. Так родился февраль 1917-го.

Утопический характер воззрений широкого спектра революционеров всех социальных категорий выявился очень быстро. Что делать, они не знали. Точнее, они делали только то, что давно хотели, но не то, что было нужно и должно.

Взятие власти большевиками в октябре 1917-го было основано на возвращении к решению самых насущных задач выживания государства – прекращения войны с Германией, устранения врагов государственной власти (разумеется, уже новой, поскольку старая самоликвидировалась). В сущности, уже в этот момент некоторые большевики перестали быть революционерами – в силу самоопределения. Революция свершилась – революционеры больше не нужны. Эсеры (как и многие другие) этого понять не смогли, и им пришлось уйти с исторической сцены.

Большевики никогда не занимались до этого проектированием новой России. У них не было такой задачи до окончания революции. Они решали насущные проблемы революционной борьбы и укрепления боевой партийной организации. Такая организация могла быть в дальнейшем преобразована в группу власти. В практике ее работы выросли кадры, способные нести бремя реальной исторической работы по строительству государства. Большевики овладели эффективной социологией буржуазного общества, в совершенстве манипулировали догматикой светской веры в социализм-коммунизм. Проект же реального социализма-коммунизма, который нужно было построить «в одной отдельно взятой стране», еще только предстояло разработать. Эта работа называлась «революционной» лишь по словесной инерции. Реально эта деятельность стала контрреволюционной, была направлена на уничтожение революционеров и свертывание революционного общества. В этом суть «красного проекта» в отличие от целей левого движения.

Прямым продолжением революции для революционеров-утопистов – т. е. для «белых», широкой либеральной оппозиции государству – стала Гражданская война. «Красные» же вели войну за восстановление власти и государства. Замечательно, что Ленин, в первую очередь как вождь именно Революции, уже был не очень к месту в этой ситуации. Скорее всего, он это понимал. Его болезнь и смерть сразу после окончания Гражданской войны очень «логичны» и «своевременны», как в будущем будет очень «логична» и «своевременна» смерть Сталина. Инерция революционной утопии и фразеологии войдет в углубляющиеся противоречия с практикой проектирования и строительства реального социалистического государства, экономики и общества, будет преследовать социалистическую Россию в течение всего срока ее жизни и станет одной из причин ее падения.

Проектировщиком, а не революционером выступил новый государь – Иосиф Сталин, прошедший долгий путь выживания и отбора, подлинную школу власти ХХ века. Ему и самому еще пришлось преодолевать инерцию революционности и утопизма, фактически начать и провести контрреволюцию, создать условия для утверждения новой парадигмы власти. Контрреволюция означала для «старых большевиков», не желающих отказываться от революционного образа жизни, безжалостное историческое уничтожение, так как утверждались новое государство и новая социальная реальность.

Контрреволюция в большевистской России стартовала в 1928 году как во внутренней политике, так и во внешних отношениях. Революция свертывалась, а модернизация и проектирование государства – развертывались. Однако полностью прекратить революционные процессы и вернуться к реалистическому консерватизму правящая коммунистическая бюрократия не смогла.

Сегодня ясно, что СССР как государство не сумел за 70 лет своего существования завершить дело Великого Октября – антифевральскую контрреволюцию, так и оставшись в рамках ее светской «ереси» – коммунистической веры. Коммунистическая религия не позволила понять и удержать результаты реального исторического творчества, развития российской государственности как таковой.

Репрессии – направленные на завершение революции социальные контрреволюционные меры – были осуждены как деятельность государства и лично Сталина как государя. А ведь в них принимал участие весь народ и не только в порядке одобрения. Репрессии осуществлялись самим обществом как продолжение борьбы революционеров и контрреволюционеров, а в значительном объеме за счет механизма коммунальных конфликтов (без примеси какой бы то ни было политики) как обеспечение власти при слабом государстве. Ведь и сама власть после периода полной революционной анархии восстанавливалась сначала за счет террора. А при последовательной реализации государственной политики не столько осуждению, сколько историческому осмыслению должна была быть подвергнута именно революция, ее жертвы и последствия. Но это было невозможно – в полном противоречии с действительной практикой государственного строительства Революция обожествлялась.