Онассис. Проклятие богини - Сергей Марков Страница 20

…Место ему показав, где была та великая роща, В грот свой глубокий Калипсо, богиня богинь, возвратилась. Начал рубить он деревья и скоро окончил работу; Двадцать он брёвен срубил, их очистил, их острою медью Выскоблил гладко, потом уровнял, по снуру обтесавши. Тою порою Калипсо к нему с буравом возвратилась. Начал буравить он брусья и, все пробуравив, сплотил их, Длинными болтами сшив и большими просунув шипами; Дно ж на плоту он такое широкое сделал, какое Муж, в корабельном художестве опытный, строит на прочном Судне, носящем товары купцов по морям беспредельным… ……………………………………………… День совершился четвёртый, когда он окончил работу. В пятый его снарядила в дорогу богиня Калипсо. Баней его освежив и душистой облекши одеждой, Нимфа три меха на плот принесла: был один драгоценным Полон напитком, другой ключевою водою, а третий Хлебом, дорожным запасом и разною лакомой пищей. Кончив, она призвала благовеющий ветер попутный. Радостно парус напряг Одиссей и, попутному ветру Вверившись, поплыл…

Во время первого же шторма, вызванного циклоном, корабль затонул. Аристотель, обычно стойко, с юмором переносивший поражения и утраты (воровали деньги, сгорел банк на Сан-Тельмо, притом в буквальном смысле — дотла, его ограбили, приставив нож к горлу в одном из борделей Боки, да мало ли!), на сей раз сильно переживал — не без воздействия графини, узревшей в этом дурной знак. И она буквально за руку привела его в единственный в Буэнос-Айресе православный русский храм — Святой Троицы, к настоятелю Константину Изразцову. Осведомившись по-гречески, как давно Аристотель исповедовался и причащался, и узнав, что это было ещё в Смирне до резни и исхода, отец Константин попросил молодого человека рассказать о себе.

Через много лет Онассис признался Марии Каллас, что никогда прежде ни перед кем так не открывался: он, сызмальства привыкший к необходимости быть закрытым, защищаться, в любой момент ожидать удара, сам от себя не ожидал такой откровенности. В тот поздний час в храме никого кроме них не было. Графиня молилась в углу перед иконой святого Иоанна Кронштадтского. Мерцали свечи, пахло воском, ладаном. Аристо тихо рассказывал отцу Константину свою жизнь. Ему нужно было, может быть, и не осознанно, открыть душу, очиститься — чтобы поверить в то, что он находится на своём пути. (Язык не поворачивается назвать Аристотеля Сократеса Онассиса человеком богобоязненным, но он исповедовался, причащался и помногу жертвовал на Церковь, часто тайно.)

Внимательно выслушав рассказ об изуверствах в Смирне, о нравах, царящих в Боке, о том, с чем пришлось столкнуться молодому человеку в бизнесе, отец Константин никого осуждать не стал, а просто, как в обычной беседе, привёл примеры из жизни своих знакомых, рассказал о земляке отца Аристотеля, Сократа Онассиса, святителе Василии Великом, архиепископе Каппадокийском, утверждавшем в своих «Нравственных правилах», что кающимся недостаточно ко спасению одно удаление от грехов, но потребны им и плоды, достойные покаяния, и что по отшествии из сей жизни нет уже времени для добрых дел; что очистившись от всякой ко всем ненависти, должно любить и врагов, а за друзей, когда потребует сего нужда, полагать душу, имея такую же любовь, какую возымел к нам Бог и Христос Его; что не должно лгать, но во всяком случае надобно говорить истину; что всё противоположное воле Господней есть соблазн и должно отсекать всё соблазняющее, хотя оно, по-видимому, весьма близко к нам и необходимо для нас; что должно собирать себе сокровище не на земле, а на небе…

— …Не сотвори греха смертного и проклятия бойся пуще самой смерти, иначе как в Писании — до седьмого колена… — Отец Константин перекрестился пред иконой Девы Марии. — Пресвятая Богородица, спаси нас, помоги ему… Аминь!..

3

Итак, после поездки в Грецию Аристотель Онассис стал самым молодым почётным консулом своей страны.

Дипломатическая деятельность открывала новые горизонты, о которых прежде он имел смутное представление. Поначалу это его немало тяготило, казалось, что впустую тратит время, но постепенно он втянулся. К нему стали обращаться с самыми разными проблемами, от иммиграции до депортации, ему приходилось выступать арбитром в спорах владельцев греческих судов с аргентинскими портовиками. Он научился разбираться в тонкостях, правовых особенностях регулирования шиппинга, судоходства, в видах ограничений ответственности судовладельца — абандона, вещной, экзекуционной, выводе «под флаг», передаче судов в бербоут-чартер, крюинг-менеджменте, то есть в наборе и правах плавсостава…

Вникая в детали, консультируясь с латиноамериканским представителем Tidewater Oil Company (входившей в империю одного из первых в истории долларовых миллиардеров Пола Гетти) Стивом Хоккинсом, с которым у себя в салоне его свела всё та же «добрая фея» графиня Екатерина, Онассис приходил к судьбоносному для себя выводу: судоходство поможет ему осуществить мечту стать по-настоящему богатым человеком.

По сути, к началу мирового экономического кризиса относительно богатым Аристотель Онассис уже был. Но главное — он, как мало кто в мире, оказался подготовленным к тому, чтобы выстоять в Великой депрессии.

О готовности общества и отдельно взятого индивида к тому или иному повороту истории (социальной революции, военному перевороту, войнам, застою, кризису, ускорению, перестройке и т. п.) можно рассуждать бесконечно.

Нам, жившим в России во второй половине XX века, довелось стать очевидцами «проверки» готовности, и выяснилось, что готовы оказались далеко не все те, кто загодя выказывал готовность, и вновь подтвердилась (конечно, относительно) вечная евангельская истина о том, что «будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных». Это в высоком духовном смысле. По отношению же к нашему герою мы говорим о сугубо материальной готовности: в ключевой момент он оказался здоров, молод, но уже опытен, чрезвычайно энергичен, предприимчив, восприимчив, коммуникабелен, мобилен, расчётлив, оборотист, готов не просто к риску, но к игре ва-банк и блефу… Сказалась, конечно, и одна из самых важных предпосылок успеха — улыбка Фортуны, а попросту говоря, фарт.

С трёх «чёрных» дней в октябре 1929 года началась Великая депрессия. В «чёрный четверг» 24-го на Бирже США произошёл обвал цен акций, принявший катастрофические масштабы в «чёрный понедельник» 28-го и в «чёрный вторник» 29-го вызвавший биржевой крах на Уолл-стрит.

По сей день экономисты мира спорят о причинах Великой депрессии. Особенно много и гулко ломается копий во время экономических кризисов. Но единого мнения не существует. Написаны тысячи страниц о нехватке денежной массы (так называемое кейнсианское объяснение) в связи с жёсткой привязкой денег к золотому запасу без учёта стремительного роста производства, увеличения товаров, в том числе новых автомобилей и самолётов, — перепроизводства (по Марксу) и дефляции, падения цен, финансовой нестабильности и банкротства многих предприятий; о монетаризме, то есть о том, что Великую депрессию вызвала преступная политика Федеральной резервной системы США; о неожиданно (!) стремительном приросте населения и увеличении продолжительности жизни; о Законе Смита-Хоули в 1930 году, вводившем высокие таможенные пошлины на импортные товары, и протекционистском повышении цен на дешёвый импорт, что резко снизило и без того ничтожную покупательную способность населения…