Дневник Гуантанамо - Мохаммед ульд Слахи Страница 21

— Эти страны не уважают права человека. Они даже пытают людей, — сказал он.

Мне было приятно это слышать. Если Хамза критикует жестокие методы допроса, значит американцы не будут их использовать. Да, они не полностью соблюдали закон в Баграме, но то было в Афганистане, а теперь мы в США, на контролируемой территории.

После того как Хамза закончил допрашивать меня, он отправил меня обратно и пообещал вернуться, когда появятся новые вопросы. Во время разговора с Хамзой я попросил разрешение воспользоваться уборной. «Номер 1 или номер 2?» — спросил он. Тогда я впервые услышал, чтобы туалетные дела кодировали по номерам. В странах, в которых был я, не принято спрашивать людей о том, что они собираются делать в туалете, и уж тем более не придумывают для этого разные коды.

Больше Хамза никогда меня не допрашивал. Через несколько дней агент ФБР Уильям продолжил работу, только теперь в состав команды ФБР входил Хосе, американец испанского происхождения, который говорил на английском без акцента и в совершенстве владел испанским. Хосе тоже был дружелюбным парнем. Он отлично работал вместе с Уильямом. По какой-то причине ФБР было заинтересовано в том, чтобы взять мое дело в свои руки. Хотя несколько раз во время допроса присутствовал военный следователь, я мог точно сказать, что Уильям был главным [25].

Команда работала со мной около месяца, практически каждый день. Они задали мне все возможные вопросы. Помимо этого мы также обсуждали различные политические темы. Никто даже и не думал угрожать мне или пытать меня. В ответ на такое отношение я с удовольствием сотрудничал с ними. «Наша задача — получить от тебя ответы и отправить их на анализ в Вашингтон. Даже если ты врешь нам, мы не сможем сразу этого понять, потому что нам не хватит для этого информации», — сказал Уильям.

Команде было очевидно, что здоровье мое было подорвано. Следы тягот в Иордании и Баграме давали о себе знать. Я выглядел как призрак во плоти.

— Ты идешь на поправку, — сказал военный, когда увидел меня через три недели после моего прибытия в Гуантанамо.

На второй или третий день в Гуантанамо я просто свалился в обморок в своей камере. Я достиг своего предела, сухпайки уже не помогали. Врачи забрали меня из камеры, я попытался сам дойти до госпиталя, но, как только я вышел из блока «Оскар», снова упал. Врачам пришлось тащить меня. Меня столько рвало, что во мне, кажется, не осталось жидкости. Мне оказали первую помощь и сделали какое-то внутривенное вливание. Результат был ужасен; должно быть, они использовали какие-то лекарства, на которые у меня аллергия. Во рту было так сухо и язык так онемел, что я не мог произнести ни слова. Я показал жестами, чтобы они перестали заливать в меня жидкость, и они послушали.

Позже той же ночью охранники вернули меня в камеру. Мне было так плохо, что я не мог взобраться на кровать. До конца месяца я спал на полу. Доктор выписал какие-то таблетки от гипотонии, и каждый раз, когда у меня случалось обострение седалищного нерва, санитар давал мне мотрин.

Хоть я и был физически очень слаб, допрос не прекращался. Несмотря ни на что, у меня было приподнятое настроение. В блоке мы пели, шутили, рассказывали друг другу истории. Также у меня появилась возможность узнать о звездах Гуантанамо, таких как мулла Заиф, бывший посол Талибана в Пакистане, который рассказывал нам о самых последних событиях и слухах в лагере. Или, например, об иорданце Абу Хузайфе, которого перевели в блок «Оскар» из-за его поведения [26].

Абу Хузайфа рассказал нам, что его пытали вместе с другими заключенными в Кандагаре:

— Они держали нас под солнцем часами, били, но не переживайте, братья, здесь, на Кубе, никто не будет пытать нас. В комнатах есть кондиционеры, а некоторые братья даже отказываются говорить, пока им не предложат еды, — сказал он.

— Я плакал, когда по телевидению смотрел на заключенных, которым надевали мешки на голову и отвозили на Кубу. Министр обороны США говорил, что они самые злые люди на нашей планете. Я никогда не думал, что буду одним из этих «злых людей», — сказал Ибрагим из Судана, который пострадал от переохлаждения во время полета в Гуантанамо.

Ибрагим работал учителем арабского языка в кувейтской организации по оказанию чрезвычайной помощи, обучая афганских беженцев. Его схватили с четырьмя коллегами в доме в Пешаваре. Это произошло после полуночи, его насильно разделили с семьей под крики и слезы детей и жены. То же самое случилось и с его друзьями, которые подтвердили правдивость его истории. Я слышал тысячи подобных историй, и каждая заставляла меня забыть о предыдущей. Я не мог сказать, чья история была самой трагичной. В какой-то момент я стал немного смягчать свою собственную, но мои братья говорили, что она все-таки оставалась одной из самых страшных. Лично я не мог определиться. Немецкая поговорка гласит: «Wenn das Militar sich bewegt, bleibt die Wahrheit auf der Strecke» [27].

Закон войны суров. Если и есть в войне что-то полезное, так это то, что она раскрывает в людях их самые хорошие и плохие качества. Некоторые пытаются использовать безнаказанность, чтобы навредить другим людям, а некоторые пытаются сделать все возможное, чтобы свести страдания к минимуму.

4 сентября 2002 года меня перевели в блок «Дельта», что означало, что моей изоляции пришел конец, и меня наконец поместили к основной группе заключенных. С одной стороны, мне было тяжело расставаться с новыми друзьями, с другой стороны, мне безумно хотелось попасть в совершенно обычный блок к совершенно обычным заключенным. Я устал быть «особенным», путешествуя по всему миру против своей воли.

Я прибыл в блок «Дельта» до заката. Впервые за девять месяцев меня поместили в камеру, откуда я мог видеть природу. И впервые я имел право разговаривать с заключенными и видеться с ними. Меня поместили в камеру 5, между двумя арабами с юга. Они были дружелюбными и интересными собеседниками. Их обоих схватили пакистанцы и продали американцам. Когда пленники пытались сбежать от солдат пакистанской армии, один из них, из Алжира, выхватил АК-47 у одного из пакистанских охранников и застрелил его. В суматохе другие пленники захватили контроль над автобусом. Охранники сбежали, пленники тоже сбежали, но их уже ждала другая армия — дивизион США. Так пленников снова задержали. Во время попытки побега на автобусе многие пострадали. Я видел алжирского заключенного, оставшегося полным калекой из-за количества пуль, которые он принял на себя.