Филип К. Дик. Жизнь и Всевышние вторжения - Лоуренс Сутин Страница 21

Головокружение – как страх этого поглощения, угасания. В своем эссе 1965 года Schizophrenia & The Book of Changes Фил связывает эти страхи с побуждением, которое толкало его к написанию произведений в жанрах фэнтези и НФ. В романе «Сдвиг времени по-марсиански» (1964) главный герой Джек Болен, «экс-шизофреник», который ненавидел школу и работал ремонтным мастером в колонии землян на Марсе, должен наладить обучающий симулякр в Общественной школе. Когда одно из устройств, Добрый Папа, начинает выпаливать механически зазубренные «истины», Болен разражается яростной бранью:

«Так вот что я думаю, – сказал Джек. – Я считаю, что Общественная школа вместе с вами, автоматами, готовит новое поколение шизофреников. Вы расщепляете психику детей, потому что учите их ориентироваться в среде, которой не существует. Ее даже на Земле уже нет. Она устарела». […]

«Да, Крошка Джеки, так должно быть».

«Вам следует учить тому, – сказал Джек, – как нам…»

«Да, Крошка Джеки, – Добрый Папа прервал его, – так должно быть». […]

«Ты завис, – сказал Джек. – Добрый Папа, у тебя изношен зубец в передаче».

«Да, Крошка Джеки, – ответил Добрый Папа, – так должно быть».

Когда Фил поступил в Среднюю школу Беркли, линии фронта были уже начертаны: либо поглощение, либо бегство в создаваемое воображением царство искусства. Фил пришел для того, чтобы увидеть – он не мог с этим справиться, но мог увидеть, – что его «уникальная индивидуальность» не собиралась становиться покорной или логически опровергнутой.

Подлинная борьба за освобождение от моей матери (после окончания школы) была моментом/ситуацией/действием, в результате которого и благодаря которому я утвердил наконец свою независимость и идентичность как взрослый человек и как мужчина. […] Чем сильнее боль, тем достойней победа. […] Годы, после ухода от матери, были самыми счастливыми в моей жизни.

Я никогда не целовал девушку, я еще не брился. Я читал Astounding Stories [54] для развлечения. В 21 год я женился и развелся, брился каждый день, читал Джеймса Джойса, «Персидские войны» Геродота и «Анабасис» Ксенофонта для развлечения. […] В 15 лет я знал, чего я хочу от жизни, сейчас – не знаю. В 15 лет я был сгустком психологических проблем. Я остаюсь таким же, но по-другому.

Еще не зная об этом в те годы, когда я писал, мои размышления и писания были долгим путем к просветлению. Впервые я понял иллюзорную природу космоса, когда учился в старших классах. В конце сороковых годов я понял, что причинность – это иллюзия.

Вперед, в «реальный» мир, или Фил и Космос начинают всерьез сравнивать свои записи

В 1944 году Дороти и Фил переехали по новому адресу в Беркли – Олстон-уэй, 1171. Это был узкий двухэтажный дом, стоявший близко к улице, с остроконечной крышей. Спальня Дороти была на верхнем этаже, спальня Фила – на нижнем. Они не так часто совместно занимались домашними делами или питались. Их отношения были столь взрослыми по своей манере, что нередко поражало друзей Фила, – он высказывал свои суждения более резко, чем они могли бы позволить себе в общении со своими родителями. Дороти, чьи темные волосы уже были тронуты сединой, вела себя отчужденно и необщительно. Но напряженность между ними была заметна. Фил никогда не жаловался на нее друзьям – эта тема не обсуждалась.

Джеральд Акерман, друг Фила в старших классах, вспоминает, что тот дом «представлялся необычным и временным жильем». Его попытки поговорить с Дороти о книгах категорически отвергались: «она была либо раздражена, либо ей претила всякая болтовня – поверхностная, претенциозная и отвратительная. Ее спальня была похожа на сцену: она была пустой; ее кровать стояла у стены напротив двери; она сидела посередине кровати, когда я стоя разговаривал с ней. Вид у нее был довольно угрожающий».

Фил поступил в Среднюю школу Беркли в феврале 1944 года. Дик Дэниэлс, который познакомился с Филом на втором году обучения на занятиях по немецкому языку, называет его «дотошным» в приготовлении школьных заданий. «Он постоянно искал возможность избежать любой сложной ситуации. Он не любил оказываться в том положении, когда он в чем-то нуждался, и пытался избегать незащищенности». Фил приобрел рабочие познания в немецком языке, которые сослужат ему добрую службу – его независимое исследование нацистских военных архивов, хранящихся в Калифорнийском университете в Беркли, создало необходимый живой фон в его романе «Человек в Высоком замке».

Филу также доставляли удовольствие уроки продвинутого английского языка Маргарет Вулфсон, к которой он испытывал сильное мальчишеское влечение. Даже будучи взрослым, он сохранил большое уважение к мисс Вулфсон. В дневниковой записи 1970 года Фил говорил о его тогдашней любви как о «столь изысканной, что пленила меня, как ни одна другая женщина до нее, за исключением Маргарет».

Вулфсон подтверждает, что Фил был высокоинтеллектуальным учеником, который оставался «вещью в себе» и редко разговаривал в классе. Фил обладал «интуитивным воображением» и во время работы в классе «никогда не был удовлетворен импровизированными трактовками». Однажды вместо заданного литературного анализа она получила от него научно-фантастический рассказ, содержание которого она не может вспомнить. «Я бы предпочла, чтобы он выполнил задание, но, когда я прочитала то, что он написал, я прекрасно поняла, что получила нечто исключительное и что мне лучше не придираться к этому». Она предложила Филу послать этот рассказ в один из НФ-журналов, и если он принял это предложение, то никогда не говорил о нем, и ни одного рассказа Фила Дика не появлялось в журналах вплоть до 1952 года. Однако один неопубликованный рассказ – Stability – сохранился с его старших школьных лет. В нем изображена антиутопия XXV века, где властвует удушающий принцип Стабилизации, который не допускает никаких политических и технологических перемен. Подобные же статичные антиутопии появятся в двух научно-фантастических романах Фила пятидесятых годов: «Мир, который построил Джонс» и «Человек, который умел шутить».

В то время как друзья и мисс Вулфсон вспоминали Фила как блестящего ученика, сам Фил часто ретроспективно изображал себя измученным мятежником, который не мог «врубиться» даже в базовые курсовые задания. В письме 1974 года к дочери Лоре – в ответ на ее жалобы на школу – он пытался поддержать ее, изображая себя как полного раздолбая: «В старших классах мне было очень трудно. За тест по геометрии я получил «F-». Я проваливался по латыни и физкультуре. Я ненавидел каждую минуту занятий этими предметами. Я ничего не учил. Наконец, я отстал от своего класса, и меня перевели в самую слабую группу предыдущего класса, включая даже английский язык». По правде говоря, Фил никогда не проваливал занятий. По гимнастике у него были преимущественно «B»; по академическим предметам – «A» и «B». Он участвовал в литературном журнале и шахматном клубе. Что делало среднюю школу «сверхтяжелой», так это головокружения. С мая по сентябрь 1944 года Фила донимали повторяющиеся приступы, и он вынужден был пропускать некоторые занятия, что задерживало его продвижение к выпуску из школы.