Цепь Грифона - Сергей Максимов Страница 21

Получилось, что водитель своей реакцией поднял ей настроение. «Да и с чего мне горевать?» – думала Лина. «Ну, отругал меня Судоплатов. Ну и что с того? Война идёт, потому все и ругают друг друга. За что хвалить? Немцы только что под Москвой были. Главное, что не отстранил от работы. А значит, всего через десять или пятнадцать минут увижу того, из-за кого только что отчитывали», – рассуждала стенографистка.

– Не могу же я Суровцеву сказать: «Товарищ генерал, возьмите меня с собой в Генеральный штаб», – несколько минут назад резонно заметила Лина начальнику отдела Судоплатову.

– Конечно не можете. Но знать, с кем он там встречался и по каким вопросам, вы просто обязаны, – скорее для порядка, чем серьёзно добавил Судоплатов.

«Ну, это Павел Анатольевич дал маху, – была уверена Лина. – Он ещё попросил бы снимать копии со служебных записок на имя Сталина, которые составляются в особой группе чуть ли не каждый день».

– Вы же шахматистка… Вы должны просчитывать несколько ходов вперёд…

– Шахматы – это совсем не то, что о них думают, – искренне ответила Лина.

Призёр всесоюзных шахматных турниров Лина Брянцева никогда не применяла шахматный подход к жизненным ситуациям. Напротив, жила скорее сердцем, чем умом. Но шахматы стали для неё той путеводной нитью, потянув за которую она разматывала теперь клубок собственной судьбы. Благодаря шахматным победам девушка, как было принято говорить из «пролетарской семьи», стала студенткой престижного Московского института физической культуры. Отучившись два курса, перевелась в ещё более престижный Московский институт философии, литературы и искусства, куда детям из пролетарских семей был и вовсе путь заказан.

Причиной перевода оказались средние физические данные, которые не позволяли ей быть успевающей в других видах спорта, которыми студент-физкультурник был обязан владеть. Чрезмерные физические нагрузки приводили уже к тому, что она стала давать худшие результаты по специальности – шахматам. Потом началась война. Заявление о добровольном вступлении в армию. Собеседование в военкомате. Диверсионно-разведывательная школа.

Ей нравилась её служба. Нравилось общаться с этими, ещё не полностью реабилитированными, занятыми невидимой, кропотливой и важной аналитической работой людьми. Она воочию видела, как особая группа маршала Шапошникова буквально разбирала завалы противоречивых сведений, боролась с хаосом в восприятии событий, ликвидировала информационные тромбы в понимании боевой обстановки. Буквально на её глазах группа перешла к экспертным оценкам приказов и решений управлений Генерального штаба и штабов родов войск.

Группа уже разбирала действия командования фронтов. Анализировала действия войск противника. Готовили также рекомендации по изменению учебных программ и планов для военных училищ и Академии имени К.Е. Ворошилова. Документы, созданные в особняке на Пречистенке, ложились на стол сначала к Шапошникову, а затем на стол кремлёвского кабинета самого Сталина. Военачальники самого высокого ранга не раз и не два имели возможность убедиться, что Верховный главнокомандующий не просто знает обстановку, а детально в ней разбирается. Как сказали бы позже, «он в теме».

16 октября 1941 года вместе с судьбой столицы решалась и судьба этого секретного подразделения. Начальник группы генерал Михаил Иванович Делорэ не питал иллюзий в отношении будущего своих подчинённых в случае захвата Москвы немцами. Эвакуации даже не предполагалось. Москву в тот день охватила паника, едва не превратившаяся в катастрофу. Охрана, как выяснилось позже, получила приказ: в случае прорыва противника уничтожить следы деятельности группы… Что ожидало личный состав, было понятно всем без слов и приказов. И никто их даже не хватился бы. Мало что кому объяснили бы и тела расстрелянных людей без всяких документов и облачённых в военную форму без знаков различия…

С началом нового 1942 года наладилась обратная связь с вышестоящим руководством. Всё чаще и чаще не только из Кремля, но теперь уже из Генерального штаба просили «проработать» тот или иной вопрос. И вопросы иногда оказывались самыми неожиданными. Эти задания и поручения всегда были из разряда особо секретных. Закрытый режим работы «шарашки» маршала Шапошникова, как её уже стали называть немногие посвящённые, исключал всякую утечку информации. Даже право выхода в город имели только руководители – генералы Делорэ и Суровцев, которые, впрочем, этим правом не пользовались. Идти им было некуда.

Точно азартный карточный игрок мешавшую карту, Суровцев, не скрывая раздражения, хлёстко бросил на рабочий стол брошюру из плотной серой бумаги. Генерал Делорэ вздрогнул от неожиданно громкого хлопка и обернулся.

– Давайте-ка, голубчик, чаю попьём, – предложил Михаил Иванович. – Я смотрю, вам сегодня решительно не работается. Идёмте, идёмте, – вставая со своего рабочего места, продолжал он. – Тем более вот-вот прибудет ваша очаровательная помощница. Потом и других гостей встречать будем… Я, ей-богу, волнуюсь.

Сегодня они против обыкновения оба были в генеральской форме. Вопрос о возвращении званий и наград их подчинённым окончательно еще не был решён. С реабилитацией других работников группы руководство не спешило.

Суровцев встал, поправил ремень. Одновременно большими пальцами ладоней убрал складки на генеральской гимнастёрке. Воинское звание его, как и у Делорэ, было генерал-лейтенант, о чём красноречиво говорили три звезды в петлицах и широкие полосы из золотого галуна на рукавах. Как и у Делорэ, на груди у Суровцева был орден Боевого Красного Знамени и юбилейная медаль «XX лет РККА». Эти знаки воинской доблести у Суровцева были абсолютно новые – ни единой царапины, ни единой потёртости. Тогда как орден и медаль Делорэ, это бросалось в глаза, были значительно старше.

Награждён Суровцев был в конце 1941 года за успешное проведение секретной операции на территории Финляндии. По словам начальника разведывательного управления НКВД Павла Михайловича Фитина, сам верховный распорядился ещё и о юбилейной медали.

– Не забудьте вручить задним числом юбилейную медаль, товарищ Фитин. Не нужно провоцировать окружающих на лишние вопросы. Пусть все видят, что генерал Суровцев все последние годы был в строю, – распорядился Сталин.

– Это что за книжицу вы так зло швырнули? – поинтересовался у Суровцева Делорэ.

Не далее как полчаса назад Суровцев поставил ему обезболивающий укол. Генерал в последние месяцы сильно болел. Несмотря на тяжёлую болезнь, руководитель группы не терял врождённого любопытства. Больные люди, как правило, эгоцентрики, мало интересующиеся делами окружающих. Но это не относилось к Михаилу Ивановичу.

– Можете посмотреть, Михаил Иванович, – разминая плечи после длительного пребывания за столом, ответил Суровцев.

Делорэ взял со стола своего заместителя брошюру. Дальнозорко отодвинув ладонь с книжкой на расстояние вытянутой руки, прочитал вслух заглавие:

– Инструкция по организации мелких местных партизанских отрядов.

– Вот-вот. Именно «мелких» и «местных», – не скрывая досады, подчеркнул Суровцев. – Главное политическое управление ничего другого не придумало, кроме как перепечатать инструкции времён Гражданской войны и интервенции.