Аттила. Собирается буря - Уильям Нэйпир Страница 21

Константинополь также стал городом бесконечных теологических диспутов. Пока, если говорить языком истории, происходили восстания черни из-за голода, несправедливости и жестокого гнета, византийские жители бунтовали против некоторых положений христианской религии или порядка литургии. Гневаясь, различные императоры принимали участие в этих спорах, пытаясь понять трудности и предложить новые доктрины, которые объединили бы яростных оппонентов. «Афтартодокетизм» — так называлось одно из учений, разработанное старым Феодосием Великим, но поддержки оно не получило. Христиане оставались такими же раскольническими и беспокойными, как команды гонок на колесницах.

Не случилось ли несколькими годами раньше, в 415 году от рождества Христова, что талантливая Ипатия была растерзана на улицах Александрии толпой диких христиан, подталкиваемой самим епископом Кириллом? Ипатия, астроном, поэт, физик и философ, считалась одной из самых одаренных женщин своего времени. Но она придерживалась языческих убеждений. Эта женщина никогда не признавала божественной сущности иудейского плотника и могла перехитрить и победить любого, кто вступал с ней в спор, сверкая остроумием и ловко владея критским клинком. В конце концов, христианам надоела ее четкая, продуманная и ясная система скептицизма — и, вероятно, ее интеллектуальное превосходство, возвышенная страсть, тот чистый огонь, который горел внутри нее, жгучее желание знать правду и вера в нечто большее, чем примитивные таинственные палестинские культы. Неопровержимая обоснованность доводов Ипатии, должно быть, приводила в бешенство тех приверженцев собственного слепого абсурда. Они подкараулили ее на улице и забили до смерти. Затем, все еще неудовлетворенные, эти «ученые», исповедующие религию братской любви, соскребли мясо с костей женщины устричными раковинами и бросили остатки окровавленной плоти в грязь собакам, которые уже однажды сожрали грешницу Иезавель, если следовать их запятнанным священным книгам.

Даже теологи жаловались: вокруг слишком много богословия. Великий учитель Западной Церкви, святой Григорий Нисский в отчаянии заявлял, что невозможно даже купить буханку хлеба в Константинополе и не быть втянутым в теологический диспут с булочником об истинных взаимоотношениях между Отцом и Сыном. Далее он продолжал: «Меняла станет говорить о Рожденном и Нерожденном, а не давать тебе деньги, а если хочешь принять ванну, банщик заверит тебя — Сын, несомненно, происходит из ниоткуда».

Бедный Григорий неохотно принял назначение епископом города по указанию старого императора Феодосия, но прослужил лишь год, а затем бежал в родную деревню и превратился в отшельника.

На улицах с тесно прилегающими друг к другу домиками, покрытыми красной черепицей, откуда доносились споры о богословии, можно было оказаться свидетелем вавилонского столпотворения — услышать греческое и сирийское, латинское и арамейское, персидское и армянское наречия. К тому времени в императорской армии появилось несколько готов. Но из-за длинных и нескладных рук и ног, а также отталкивающих красных лиц, неприятных светлых волос и холодных голубых глаз их повсюду презирали как чужой народ.

Богатые ехали в повозках под балдахинами с бахромой, которые тянули пары молочно-белых мулов. Караваны верблюдов наводнили рыночные площади. Они шли из Персии, Индии или по Шелковому Пути из Китая. (Вскоре обороты этой торговли явно уменьшились, когда один предприимчивый купец провез контрабандой несколько куколок тутового шелкопряда из Согдианы, и в Византии началось производство шелка). Зерно доставляли через Александрию, из богатых амбаров Египта, а древесину, меха и варварские янтарные драгоценности — с юга, из скифских степей и лесов Германии.

На городском форуме стояла гигантская статуя Аполлона с головой Константина на колонне из красного порфира. От форума вела главная улица Константинополя, Меса. Она протянулась на три мили до Золотых Ворот в Великой стене города. Туда, где самые богатые ювелиры и парфюмеры разместили свои магазины, приходили за покупками знатные византийские патриции и матроны. В прохладных мраморных аркадах, увешанных баснословно дорогими рулонами цветного шелка, или у маленьких кустарных кожевенных мастерских они любили приобретать куски самого нежного шелка и самые изящные кошельки, сделанные из шкур неродившихся козлят. Хорошо известно, что у богатых есть особая склонность к таким вещам.

Повсюду царили суета, благополучие и изобилие. Конечно, при наличии денег…

Бедняки и нищие влачили свое существование в вонючих переулках, где коршуны парили над кучами мусора, а крысы кусали детей по ночам. Истинная сущность Сына мало волновала этих жителей, а от драгоценностей и шелка они были еще дальше.

Галла приехала в тот день, когда в городе еще не стих одобрительный гул по поводу торжественного триумфа после поражения вечно наводящих страх на восток персидских армий. После этого состоялась женитьба молодого императора Феодосия II на прекрасной невесте.

Феодосий был племенником Галлы, и он ей нравился. В то время ему едва исполнилось двадцать лет. Это был мягкий и образованный человек, хороший наездник. И в науке юноша обладал знаниями выше средних. У Феодосия в войсках числилось несколько способных полководцев, и могущественная персидская династия Сасанидов недавно обнаружила, что легионы Восточной Римской империи являлись чем-то большим, чем просто достойным соперником.

Но имелась еще и старшая сестра Феодосия — грозная, набожная, убежденная в необходимости хранить невинность Пульхерия. Она сильно влияла на византийский двор.

Двор и дворцы, как никакое другое место, полнились слухами. Говорили: несмотря на свою громко афишируемую девственность, Пульхерия, судя по всему, проводила немало времени с любимыми христианами и священниками в личных покоях. Но больше всего слухов ходило вокруг Нестора и его сподвижников, являвшихся по ряду причин, в которые не слишком неинтересно вникать, теологическими врагами сестры Феодосия. Но все эти основания для разногласий можно считать такими же сплетнями, как и инцест Галлы со своим братом.

Зимой 414 года двенадцатилетний Феодосий вступил на престол Восточной империи. Пульхерию (достигшую пятнадцатилетнего возраста) объявили официальной опекуншей брата и стали называть «Августа». Думали, что этот титул — просто название, и не более. Но с того момента юная девушка начала властвовать, и ей успешно удавалось держать в своих руках бразды правления процветающей и невероятно богатой Восточной Империей последующие тридцать шесть лет.

Ее брат, повзрослевший и набравшийся мудрости, вовсе не был глупцом, как я уже говорил. Это не Гонорий. Образованный, мягкий и гуманный, Феодосий увлекался рукописным шрифтом в различных витиеватых, тщательным образом составленных, манускриптах, за что получил прозвище «Феодосий Каллиграф». Все правители Восточной империи приобретали прозвища подобным образом. Например, одному не слишком повезло называться «Константином Копронимом» после того, как тот нечаянно упал в нечистоты в купели, где его крестили в младенческом возрасте.

Под суровым оком Пульхерии императорский дворец фактически превратился в женский монастырь. Всех мужчин выдворили из женских покоев. В четко распланированном и длительном ритуале в Святой Софии, во время постоянных песнопений в окружении запаха ладана, присутствовали лишь она и ее сестры — Аркадия и Марина. Обе были преданы идее сохранения своей невинности перед Богом. Возле алтаря возложили драгоценности — некий символ долга перед Небесами. В течение нескольких часов уличные бродяги из простонародья и разносчики на Агоре посмеивались, услышав о нововведении, поговаривая, что это вовсе не подношение, поскольку никто, кроме Бога, не захочет их девственности. Грустно, но факт: сестры императора с длинными и неприветливыми лицами и плоскими бюстами (очевидно, что-то наподобие женской груди у них напрочь отсутствовало) явно не являлись предметами обожания в то время.