Красный монарх: Сталин и война - Саймон Себаг-Монтефиоре Страница 21

– Ну что будем делать? – спросил Сталин, обращаясь не к кому-то конкретно, а ко всем присутствующим.

Члены политбюро сидели, как манекены, и испуганно молчали.

– Все войска в приграничных округах должны быть приведены в состояние полной боевой готовности, – наконец высказался Тимошенко.

– А может, они послали дезертира, чтобы спровоцировать нас? – сказал Сталин. Немного подумав, он приказал Жукову: – Зачитайте приказ.

Когда Георгий Жуков начал читать заготовленный заранее приказ о приведении войск в состояние боевой готовности, Сталин прервал его:

– Сейчас преждевременно выпускать такой приказ. Возможно, ситуацию еще можно решить мирными средствами.

Нужно избегать даже малейших провокаций – настаивал вождь за несколько часов до войны. Жуков в точности исполнил указания. Он знал, как легко попасть в лубянские застенки! Партийные руководители негромко заговорили. Они соглашались с военными, что на всякий случай войска следует привести в состояние боевой готовности. Сталин кивнул генералам. Военные быстро вышли в приемную к Поскребышеву и сели переписывать приказ. Когда они вернулись с новым вариантом, Сталин, помешанный на редактировании, сел за правку. После редактирования эффект от приказа стал минимальным. Генералы срочно отправились в комиссариат обороны, чтобы передать распоряжения в военные округа. «22–23 июня немцы могут неожиданно атаковать нас… Задача наших войск – воздерживаться от каких бы то ни было действий, которые можно истолковать как провокацию». В войсках приступили к исполнению приказа только после полуночи в воскресенье, 22 июня 1941 года.

Иосиф Виссарионович сказал Буденному, что война, вероятно, начнется завтра. Маршал Буденный уехал в десять, Тимошенко, Жуков и Мехлис – чуть позже. Сталин продолжал ходить по кабинету. Берия ушел, якобы чтобы проверить последние донесения разведки. Он вернулся в 22.40. В одиннадцать вечера все поднялись в сталинскую квартиру и собрались в столовой. «Сталин продолжал уверять нас, что Гитлер не начнет войну», – вспоминал Анастас Микоян. «Думаю, Гитлер хочет нас спровоцировать, – заявил генсек, если верить Микояну. – Не могу поверить, что он решил воевать с нами».

В 0.30 позвонил Георгий Жуков. Третий дезертир, рабочий-коммунист из Берлина Альфред Лисков, переплыл Прут и явился в расположение советских войск. Он сообщил: в его части только что зачитали приказ о наступлении. Сталин спросил, передали ли приказ о приведении войск в состояние боевой готовности, потом велел расстрелять Лискова за дезинформацию.

Даже в ту страшную ночь ничто не могло убедить Сталина отказаться от жестокости и нарушить давно заведенный распорядок жизни. Из Боровицких ворот на Красную площадь выехала вереница лимузинов. Члены политбюро во главе с вождем отправились развлекаться в Кунцево. Они мчались по пустым улицам столицы в сопровождении машин охраны.

Военные в это время с волнением следили за положением на западных границах под бдительным присмотром Мехлиса у себя в наркомате.

После отъезда Сталина из Кремля несколько сотен москвичей облегченно вздохнули. Уставшие комиссары, охранники, секретари и машинистки и многие другие каждую субботнюю ночь не имели права покидать рабочих мест до тех пор, пока Сталин не оставит Кремль. Сейчас, когда новость об отъезде Сталина в Кунцево разлетелась по всей Москве, они могли вернуться домой и лечь спать.

Прежде чем удалиться на дачу, Вячеслав Молотов заехал в комиссариат иностранных дел, чтобы отправить последнюю телеграмму Деканозову. Советский посол уже пытался встретиться с Риббентропом. Он хотел задать рейхсминистру вопросы, на которые не смог ответить граф Шуленберг. Послав телеграмму в Берлин, наркоминдел тоже подался в Кунцево.

Ужин с непременными вином, водкой и разговорами растянулся на час. Около двух часов ночи гости вернулись на свои кремлевские квартиры.

А в это время далеко от Москвы с аэродромов, расположенных вдоль всей советско-германской границы, в воздух поднимались бомбардировщики с крестами и брали курс на цели. Более чем трехмиллионная армия Гитлера, состоявшая из немцев, хорватов, финнов, румын, венгров, итальянцев и даже испанцев, при поддержке 3600 танков, 600 тысяч бронетранспортеров, 7 тысяч артиллерийских орудий, 2500 самолетов и примерно 625 тысяч лошадей вторглась в СССР. У Красной армии в районе границы были 14 тысяч танков (из них 2 тысячи современных), 34 тысячи артиллерийских орудий и более 8 тысяч самолетов. Началась самая великая и ожесточенная изо всех войн. Это была дуэль двух жестоких и безрассудных маньяков, помешанных на своем величии.

В то самое время, когда разворачивались эти события, дуэлянты, скорее всего, мирно спали.

Сталин уже отправился спать, когда генерал Жуков связался с Кунцевом.

– Кто звонит? – послышался в трубке сонный голос генерала НКВД.

– Начальник Генерального штаба Жуков. Пожалуйста, соедините меня с товарищем Сталиным. Это очень важно.

– Что, прямо сейчас? Товарищ Сталин спит.

– Немедленно разбудите его, – потребовал Жуков. – Немецкие самолеты бомбят наши города.

В трубке возникла тишина. Георгию Жукову показалось, что ждать ответа пришлось целую вечность. Он был далеко не единственным, кто пытался сообщить о вторжении Германии вождю, но военные боялись своего лидера не меньше, чем немцев.

В 4.17 по московскому времени черноморское командование позвонило Жукову в комиссариат обороны и доложило о том, что в небе появились десятки самолетов с крестами. В 4.30 с наркоматом соединились генералы Западного фронта. В 4.40 немцы атаковали Прибалтику. Примерно в это же время с адмиралом Кузнецовым связался комендант Севастополя. Под грохот взрывов он доложил, что город бомбят немецкие самолеты. Кузнецов тут же позвонил в Кремль, но столкнулся с бюрократической волокитой, которая характерна для большинства тираний. Одним из самых больших государственных секретов в Советском Союзе было место нахождения Иосифа Сталина. О Кунцеве знали только избранные. Поэтому дежурный офицер ответил:

– Товарища Сталина в Кремле нет, и я не знаю, где он.

– У меня сообщение чрезвычайной важности. Я должен немедленно доложить лично товарищу Сталину.

– Ничем не могу вам помочь, – невозмутимо ответил дежурный и положил трубку.

Не дозвонившись вождю, Кузнецов позвонил Тимошенко. Нарком, конечно, знал, что началась война. На него обрушился шквал звонков. Но он боялся сообщать Сталину. Тогда адмирал Кузнецов начал набирать все известные ему номера Сталина. Все напрасно. В конце концов он вновь позвонил в Кремль.

– Я требую, чтобы вы сообщили товарищу Сталину, что немецкие самолеты бомбят Севастополь, – решительно проговорил он. – Это война.

– Я доложу по инстанции.

Через несколько минут адмирал узнал, что «инстанцией» был Маленков. Он позвонил и спросил своим характерным тихим голосом, в котором слышались нескрываемые нотки недовольства: