Негде спрятаться. Эдвард Сноуден и зоркий глаз Дядюшки Сэма - Гленн Гринвальд Страница 21

Мне показалось это смехотворным: сама мысль о том, что американские власти могут закрыть в США крупнейшую газету Guardian, провести рейд в офисах, была из того рода предположений, которые раз и навсегда заставили меня, как юриста, возненавидеть адвокатов за бесполезные и осторожные советы. Но я понимал, что Гибсон не может просто игнорировать или отбросить эти соображения.

«Что это будет означать в нашем случае? – задал я ей вопрос. – Когда мы сможем напечататься?»

«Не скажу точно, Гленн, – ответила она. – Сначала надо во всем разобраться. Завтра мы снова встречаемся с адвокатами, тогда и выясним».

Я действительно волновался. Я не представлял себе, как будут реагировать редакторы Guardian. Мое независимое сотрудничество с газетой и тот факт, что я написал несколько статей, консультируясь с редактором по теме, совсем не такой секретной, как эта, не давали мне возможности реально оценить неизвестные мне факторы. Вся эта история была совершенно особого рода, и невозможно было предугадать, кто и как прореагирует, поскольку ничего подобного раньше не случалось. Вполне возможно, что редакция испугается и затихнет под угрозами властей. Есть вероятность, что они решат потратить несколько недель на переговоры с правительством. А может быть, они выберут собственную безопасность и предпочтут, чтобы историей занялась Washington Post.

Я стремился как можно скорее напечатать статью о Verizon: у нас на руках имелся документ FISA, и совершенно очевидно, что он был подлинным. Не было ни одной причины медлить с тем, чтобы американские граждане узнали, что правительство делает с их частной жизнью, – ни одной минуты. Кроме того, я чувствовал ответственность перед Сноуденом. Он сделал свой выбор – мужественный, осмысленный, бесстрашный. Я был полон решимости придать публикациям тот же дух, восстановить справедливость во имя той жертвы, которую приносил наш источник. Только смелая журналистская публикация способна была пробить атмосферу страха, который испытывали перед властями репортеры и их источники. Параноидальные рекомендации юристов и медлительность Guardian – вот что было противопоставлено журналистскому бесстрашию. В ту же ночь я позвонил Дэвиду и поделился своей нарастающей тревогой в отношении Guardian. Я также обсудил ситуацию с Лорой. Мы сошлись на том, чтобы дать Guardian для публикации первой статьи время до следующего дня, после чего мы начнем искать другие возможности.

Через несколько часов Юэн Макаскилл заглянул ко мне в номер, чтобы узнать новости о Сноудене, с которым он еще не был знаком. Я поделился с ним опасениями по поводу промедления.

«Не волнуйся, – подбодрил он меня. – Они очень агрессивны». Так он отозвался о Guardian. Алан Расбриджер, в течение длительного времени возглавлявший эту британскую газету, как уверял Юэн, «был крайне заинтересован» в этой истории и «полон решимости опубликовать ее».

Я по-прежнему считал Юэна выразителем корпоративных интересов, но уже с большим доверием отнесся к его словам, поскольку увидел и его собственное стремление быстрее опубликовать материал. Когда он ушел, я сообщил Сноудену о том, что с нами приехал еще и Юэн Макаскилл, назвав его «нянькой» газеты и предложив им встретиться на следующий день.

Я объяснил ему, что привлечение Юэна для нас важно, так как благодаря ему редакция будет чувствовать себя достаточно комфортно, печатая наш материал.

«Это не проблема, – прореагировал на мои разъяснения Сноуден. – Но теперь он присматривает за вами. Поэтому они прислали его сюда».

Их встреча действительно имела большое значение. На следующее утро Юэн пришел вместе с нами в отель к Сноудену и в течение двух часов задавал ему вопросы, часто на те же темы, что и я накануне.

«Откуда я могу знать, что вы тот, за кого себя выдаете? – в конце интервью спросил Юэн. – Есть ли у вас какие-то доказательства?»

В ответ Сноуден вынул пачку документов: свой уже просроченный дипломатический паспорт, старую карточку сотрудника ЦРУ, водительское удостоверение и удостоверения государственных организаций.

Мы вышли из его номера вместе с Юэном.

«Я полностью убедился в том, что он настоящий, – сказал Юэн. – У меня ноль сомнений».

Причин откладывать больше не было.

«Я позвоню Алану, как только мы вернемся в отель, и скажу, что мы можем сразу же начинать публикацию».

С этого момента Юэн являлся полноправным членом нашей команды. Довольно быстро Лора и Сноуден стали чувствовать себя при нем свободно, и я, признаться, тоже. Мы пришли к выводу, что наши сомнения совершенно необоснованны: под внешней мягкостью и добродушием скрывался бесстрашный репортер, готовый подать эту историю в точности так, как всем нам представлялось необходимым. Юэн, по крайней мере как он сам считал, был здесь не для того, чтобы наложить какие-то институциональные ограничения, но для того, чтобы способствовать публикации, а иногда и помочь преодолеть эти ограничения. И действительно, в течение нашего пребывания в Гонконге голос Юэна звучал наиболее радикально среди наших голосов; он выступал в пользу разоблачений, к которым не были пока готовы ни я, ни Лора, ни даже Сноуден.

Я скоро осознал, что его решение – подавать материал агрессивно и через Guardian – является ключевым, в этом случае у нас за спиной будет Лондон. Именно так и получилось.

Как только в Лондоне настало утро, мы с Юэном принялись звонить Алану. Я хотел как можно яснее дать понять, чего я ожидал – даже требовал: чтобы Guardian в тот же день начала публикацию, а я мог бы четко уловить позицию газеты. В этот момент – а это был лишь мой второй полный день в Гонконге – я мысленно был готов отдать историю кому-нибудь еще, если бы я вдруг почувствовал, что лондонское издание тянет время.

Я высказался без обиняков: «Я готов опубликовать статью о Verizon и не вижу причин, почему бы нам не сделать это прямо сейчас, – сказал я Алану. – Будет ли какая-то задержка?»

Он заверил меня, что задержки не будет.

«Я согласен. Мы готовы печатать. Сегодня днем Джанин в последний раз встретится с адвокатами. Уверен, что после этого мы начнем публиковать».

Я заговорил об истории PRISM, что заставляло меня торопить с публикацией. Но Алан удивил меня: он хотел начать не просто с АНБ в целом, а конкретно со статьи о PRISM, утерев нос Washington Post.

«Почему мы должны их ждать?» – сказал он.

«Меня это устраивает».

Лондонское время на четыре часа опережает нью-йоркское, поэтому пришлось подождать, пока Джанин придет на работу и встретится там с адвокатами. В Гонконге был уже вечер, который я провел с Юэном, завершая работу над статьей о PRISM, уже уверенный в том, что Расбриджер подаст ее в нужной степени агрессивно.

Мы закончили статью и в тот же день переслали ее, используя криптографический шифр, Джанин и Стюарту Миллеру в Нью-Йорк. Таким образом, к печати были готовы две сенсации: о Verizon и PRISM. Мое терпение и воля к ожиданию были на исходе. Джанин встретилась с адвокатами в пятнадцать часов по нью-йоркскому времени – в три ночи по гонконгскому – и просидела с ними два часа. Все это время я бодрствовал, дожидаясь результата. Когда мы наконец связались, я хотел услышать от нее только одно: что мы сию минуту приступаем к печати статьи по Verizon.