Афганистан. Честь имею! - Сергей Баленко Страница 21

Неотправленное письмо. Кто адресат? Все те, перед кем мы навсегда в долгу».

Имя Германа продолжает жить. Живет в сердцах тогдашних мальчишек, которых он учил бороться, живет в Германе, сыне Саши Кашеутова, друга Горяинова.

Рассказать о Дмитрии Балыбине решилась сама его мама, Нина Васильевна. Кто может лучше знать его? Конечно, она. Не каждой матери дается такой рассказ. Нина Васильевна решилась. И мы благоговейно предоставляем ей слово.

«Совсем маленьким он был тихим и спокойным. А когда достиг возраста „почемучек“, то вопросам не было конца.

В детском садике его сильно толкнули, сломали ключицу, но в садик ходить разрешили. Так он встретил Новый год. Год в костюме Петрушки и с гипсом. А летом еще несчастье. Шли они с другом вдвоем по двору, а третий мальчик из кустов сказал: „Сейчас стрельну в глаз“. Как сказал, так и сделал. Попал из лука стрелой, на конце которой был пластилин, нашему сыну в глаз. Лечили в больнице. Болел он и инфекционными болезнями. Сколько было бессонных ночей и слез!

В 1970 году он пошел в школу. После работы, как только захожу во двор, начинаются жалобы: „А ваш Дима дернул меня за косу… А ваш Дима меня толкнул… А ваш Дима собаку привел…“ и т. д. На летние каникулы очень любил ездить в пионерский лагерь.

Учеба давалась ему легко. В 1978 году он кончил 8 классов и поступил в Машиностроительный техникум.

Мы начали строить дачу. Не только соседи, но и мы сами были очень приятно удивлены: наш сын работал, как добрый молодец из сказки — много, быстро, ловко. Землю под фундамент копал, стены возводил, пол настилал, крышу крыл. Мы днем на работе, а у него каникулы, и он строил один. Приезжаем на дачу, соседи рассказывают: ну и сын у вас, как старик — стучит и стучит, стучит и стучит, а когда делаем перерыв, идет в огород и приводит в порядок викторию (очень любил эту ягоду).

О его курении в семье не было разговоров, сигареты мы ему не покупали. Но он курил. Но курил так, чтобы мы никогда не видели. Ему было стыдно курить на глазах у родителей.

Днем он занимался стройкой, а вечерами любил ходить к соседу. У нашего сына масса вопросов: как на производстве работать? Беседы были длинные и содержательные. Он очень сильно тянулся к старшим, стремясь обогнать свой возраст. Очень любил людей.

У Димы был большой интерес ко всему новому.

Когда от техникума в первый раз попал на производственную практику в цех на заводе „Сибсельмаш“, то он был в восторге. Он так рассказывал о практике, о цехе, о людях, там работающих, с таким подъемом!

Дима был аккуратным, чистоплотным, отличался вкусом. Редко обременял других просьбами, старался сделать все сам для себя. Чистил и гладил свою одежду сам. Заботился о младшей сестре. Любил животных, ухаживал за ними, защищал их. В коллективе сверстников он чувствовал себя свободно. Был справедлив.

Перед окончанием техникума Дима делал чертежи к дипломному проекту. Сколько было старания, упорства, усидчивости!..

В конце февраля 1982 года Дима защитил диплом. В марте был отпуск. Я предложила ему съездить в Москву. И они втроем — друзья по учебе — съездили в отпуск в столицу.

Дима мечтал поступить учиться в институт. Увы, мечта не осуществилась. 31 марта 1982 года он поступил по распределению на завод „Сибсельмаш“, а 2 апреля 1982 года Дима был призван в армию.

Служил в Афганистане. Получили мы от него 13 писем. О себе он писал мало. Подробно описал только первый прыжок с парашютом.

В каждом письме спрашивал: как машина? (У нас был старый „Москвич“.) Каждый раз просил отца не отделывать до конца дачу: мол, вернусь и сам все сделаю.

Последняя фраза в последнем письме: „Ужас, как сладкого хочется!“.

Погиб он в возрасте 19 лет.

Боль утраты не проходит, а наоборот, делается еще сильнее.

О службе сына в армии мы ничего не знаем. Это был 1982 год, тогда все было засекречено. Даже на могильном камне нам было продиктовано написать: „Погиб при исполнении служебных обязанностей“ (и не более). Правда, хоронили со всеми воинскими почестями.

Гроб с телом нашего сына сопровождал Сальников Сергей Николаевич из Красноозерского района. Наедине ни с ним, ни с гробом нам оставаться не позволили. Гроб был закрыт, без окошечка.

Монумент Славы воинам‑сибирякам, погибшим в годы Великой Отечественной войны, у нас в городе Новосибирске был открыт в 1967 году.

По сторонам от Вечного огня — огромные пилоны с фамилиями погибших. А чуть впереди (метров на 30) напротив этих больших пилонов теперь установлены небольшие (два — справа и слева от Вечного огня). На одном фамилии погибших в Афганистане, на другом фамилии погибших в Чечне.

Мы довольны, что имена наших сыновей увековечены именно здесь. Здесь Вечный огонь, чисто, сухо, море солнца, венки, цветы. И живем мы рядом. И раньше рядом жили, только переехали в соседний квартал. И всегда ходили в этот сквер гулять. Посылаю вам детскую фотографию нашего сына, где ему 6 лет; через 13 лет он погибнет. А ровно через 30 лет его имя увековечат чуть ли не на этом месте, где он стоит на фотографии (буквально в нескольких метрах). Что это? Роковая судьба?»

19 ноября 1987 года, в пятилетнюю годовщину со дня смерти Александра Кононова, в поселок Вараксино близ Ижевска съехались его однополчане из Свердловской, Пермской, Челябинской областей, из Сыктывкара и Москвы. В квартиру, где живут отец и мать Саши, входили молчаливой процессией. Вначале внесли человека без руки и обеих ног, который обратился к Борису Николаевичу и Таисии Михайловне:

— Папа! Мама!

Это был капитан Радчиков Валерий Григорьевич, бывший командир роты, в которой их сын служил санинструктором; Саша вынес его, истекающего кровью, во время боя с минного поля, а потом подорвался сам.

Родители Саши уже знали о ротном Валерии Радчикове. Из устных рассказов о том, как он велел солдатам стоять, а сам пошел проверять, не заминирована ли тропа, и подорвался, как он кричал: «Не сметь подходить ко мне!» и как Саша Кононов ослушался на сей раз командира… Из газеты «Красная Звезда», где был о нем очерк «Мужество», — о том, что Радчикову помогала осваивать протезы тот же врач, Анна Васильевна Бобылева, что ставила на ноги знаменитого Алексея Маресьева. От совершенно незнакомого и как бы «постороннего» человека — слушателя подготовительного отделения Киевского пединститута Николая Щербакова, который случайно услышал от самого Радчикова эту историю и прислал в Ижевский горком комсомола письмо с просьбой не оставлять без внимания Сашиных родителей. «Сашей должны гордиться. Саша должен жить в памяти людей!»

Есть какие‑то человеческие качества, которые не измеряются всеми привычными словесными мерками, что‑то заставляет людей проникаться особой любовью к малознакомому, а то и вовсе незнакомому, даже случайно задетому краем сознания имени. Саша Кононов из этой породы.