Казаки. Между Гитлером и Сталиным - Петр Крикунов Страница 21

Спустя два месяца после начала войны Представительство Донского атамана М.Н. Граббе в Болгарии в лице своего председателя Д.Д. Нежевого и секретаря М.Я. Горбачева сделало шаг к примирению с самостийниками. 22 августа был составлен так называемый «проект информации», в котором говорилось, что в Третьем рейхе сформировалось три течения среди эмигрантов бывшей Российской империи: Русское национальное движение, стремящееся к созданию «единой и неделимой России»; Украинское национальное движение, защищающее идею самостоятельного Украинского государства; Казачье национальное движение, защищающее идею самоопределения казачества. В проекте говорилось: «Веря, что эмигрантам будет дана возможность вернуться в Родные Края, они должны открыто заявить о своей преданности антикоммунистическим идеям Великого рейха, а также о их готовности, по возвращении домой, работать на восстановление там здоровой национальной государственности и экономики. Для этой цели каждый эмигрант должен ДОБРОВОЛЬНО и ПРЕДВАРИТЕЛЬНО зарегистрироваться в организации того Движения, которое всего ближе ему по уму и по сердцу… Каждый казак, зарегистрировавшийся в своей казачьей организации, этим, самым не превращается: в „русского“, „самостийника“ или „единонеделимца“; его запись означает, что он хочет вернуться к себе на Родину, что он антикоммунист и что он готов к будущей восстановительной работе. Что касается того: КТО будет записавшимися командовать, то ими будет командовать ТОТ, кому это будет поручено Вождем Германского рейха». [101]. Однако все попытки умеренных казаков в Болгарии найти хоть какой-то компромисс и начать совместные действия по сплочению казачьих рядов провалились. Самостийники продолжали забрасывать простых казаков всевозможными приказами и распоряжениями, в которых наставали на том, что они, и только они являются легитимной и признанной в Берлине казачьей властью.

Вплоть до конца войны самостийники и сторонники «Единой и Неделимой России» оставались врагами. В Праге это противостояние закончилось даже показательным судебным разбирательством. 2 июля 1941 года атаман Общеказачьего объединения в Германской империи Е.И. Балабин обратился к немецким властям со специальным циркуляром, в котором обвинил одного из руководителей КНОД — Федорова в преступной и незаконной деятельности. Самостийники на это обвинение ответили просто: подали иск в суд. «В понедельник, 20-го сего октября, — писал Е.И. Балабин в одном из писем генералу П.Н. Краснову, — было, первое заседание суда. Началось с оскорбительного для меня предложения Федорова. Федоров требовал от меня извинений, немедленной уплаты судебных издержек и, в случае неимения у меня денег, в трехдневный срок экзекуции квартиры» [102]. Генерал Краснов попытался было прекратить судебное разбирательство между казаками, которое, по его мнению, только дискредитировало казачье движение в глазах не только всего казачества, но и немецких властей, но Е.И. Балабин был непреклонен и решил довести дело до конца. На предложение П.Н. Краснова о полюбовном прекращении процесса он категорично заявил: «Раз дело попало в суд, то прекратить его невозможно. Разве только заставить Федорова взять дело обратно, но мне, пожалуй, это и невыгодно — будут говорить, что испугался суда и значит не прав» [103]. В конце 1941-го — начале 1942 г. в Праге состоялось еще несколько безрезультатных судебных заседаний, и в конечном итоге из-за различных формальностей судебное разбирательство заглохло.

Еще одной немаловажной причиной, по которой лидеры самостийников и атаманы «единонеделимцев» так и не смогли найти общий язык, была серьезная сословная, послужная и возрастная разница между ними. «Единонеделимцев» возглавляли старые царские, а потом и белые генералы (Краснов, Балабин, Науменко, Граббе, Вдовенко, Ляхов), по достоинству оцененные, награжденные многими орденами и медалями. Они обладали в эмигрантском обществе политическим весом и потому были уверены, что повести за собой казачество в эти смутные и тяжелые годы должны именно они. Лидерами же самостийников были молодые, никому не известные казаки нижних чинов, многие из которых славились вдобавок очень темным прошлым. Более того, некоторые из них знали о своей казачьей родине только понаслышке. Василий Глазков, например, был вывезен с Дона еще младенцем.

Казаки-националисты, понимая, что соперничать в популярности со старыми, умудренными опытом казачьими атаманами им не под силу, выбрали очень простую тактику: обвинять старых атаманов во всех бедах казачества, поскольку они всегда были с Россией, а не с «простым казачьим народом». И эта тактика сработала, многие казаки под напором постоянной обличительной информации, почерпнутой из журнала и многочисленных распоряжений самостийников, разочаровались мнимым бездействием старых атаманов и вступили в «активную и признанную Гитлером» КНОД. Вот лишь несколько примеров отношения к представителям законной казачьей власти в письмах простых казаков. «Глазкова нам нельзя обходить, — пишет 10 октября 1943 года простой казак во Франции своему станичному руководителю, — не потому, что он Глазков, а потому, что он что-то делает…. и делает все, что в его силах, во имя чисто Казачьих интересов, и если эти интересы кому-то не милы, то не Глазкова в этом вина… Станичник Семенкин заявил, что генерал Краснов дезертир, а кроме того, в течение всего пребывания за границей не скрывал своего русофильства; а мы знаем, что русофильство казака (да еще „большого“) или группы казаков — только вред для казачества. Краснову мы не можем верить, он слишком устарел и закоснел в своих убеждениях, чтобы повернуться на 180 градусов» [104]. «Я думаю, — пишет простой казак из Венгрии, — что нашим национальным силам необходимо пробиваться туда, где уже засели подобные П.Н.К. (генерал Краснов. — П.К.) и Н. (генерал Науменко. — П.К.). Прискорбно, что Казачество и до сих пор не освобождено от тех, которые своей работой на родных землях и здесь в эмиграции принесли много горя, а у некоторых еще не засохла казачья кровь на руках» [105]. «Ясно, что всей Наумовской (сторонникам генерала Науменко. — П.К.) шпане, — утверждает казак- эмигрант, живущий в Италии, — остается только бить поклоны и ставить свечки за здравие Сталина, который хотя и истребил миллионы непокорных, но является возглавителем основной их политической платформы» [106]. «Дело касается генерала Краснова, без мыла пробирающегося, посредством своих обращений к казачеству, помещенных в разных изданиях, — на верхи казачьей общественности» [107], — характеризует в феврале 1944 года деятельность П.Н. Краснова рядовой казак-самостийник.