Гамсун. Мечтатель и завоеватель - Ингар Слеттен Коллоен Страница 21

Он изо всех сил стремился быть в центре внимания и откровенно сердился, если кто-то отказывался выпить за его счет. Кое-кто шептал о том, что Гамсун — выскочка, другие понимали, что эта невероятная жажда демонстрации экономического благополучия связана с тем, что многие годы ему приходилось жить, рассчитывая на благотворительность других. Казалось, Гамсун вел себя все время так, как будто хотел от чего-то откупиться.

Божественное безумие

Во время пасхальной недели 1889 года Гамсун покинул Копенгаген.

Он уже три года не был в Кристиании, но когда вышел из копенгагенского поезда на Восточном вокзале, оказалось, что на родине его ждет теплый прием. Издатель и владелец бакалейных магазинов Юхан Сёренсен предложил ему пожить у него на вилле, находившейся вблизи столицы. В тот же самый вечер там состоялся большой прием в честь приезда Гамсуна. Были приглашены члены стортинга, пришли и многие университетские профессора, а также представители левой прессы Ларе Холст из «Дагбладет» и Улав Томессен из «Верденс Ганг». После обеда присутствующие разделились на небольшие группки. Почетный гость и хозяин были поглощены разговором друг с другом, в то время как и гости вели свои разнообразные беседы. Через некоторое время многие заметили, что разговор этих двоих становится все более и более громким. Под влиянием многочисленных рюмок коньяка Гамсун стал обвинять Сёренсена в том, что тот прямо-таки обожествляет Бьёрнсона.

На третий день Пасхи наш духовный аристократ поведал свою печаль датскому издателю Филипсену: «Я чувствую себя полной развалиной. Здесь ужасная обстановка для моей нервной системы. Хозяин шаг за шагом просто убивает меня своими разговорами . И кроме того, эта атмосфера, в которой живут все эти люди, она совершенно непригодна для меня. Вы даже не можете себе представить, насколько отсталыми являются здешние так называемые передовые люди» [67].

Редакторы журналов и газет Кристиании раскопали его ранее отвергнутые статьи и новеллы и теперь жаждали опубликовать их. «К моему изумлению, все тут вокруг меня только и говорят, что всегда верили в мою незаурядность . О боже, как это отвратительно», — жаловался он в том же письме.

Гамсун испытывал острое, прямо-таки язычески сладострастное наслаждение от возможности отказаться от тех или иных публикаций, от приглашений в гости, так же как и от приглашения остаться жить в доме Сёренсена, рассчитывавшего стать его новым издателем.

Нет, теперь Гамсун устремился в Вальдрес, чтобы подлечить нервы и продолжить работать над рукописью, которая станет впоследствии книгой «Голод».

Первой норвежской газетой, поместившей рецензию на книгу об Америке, была «Дагбладет». В весьма благожелательной статье ее автор с большой похвалой отзывался о публицистическом даре Гамсуна, его умении склонять других на свою сторону. Над таким утверждением Гамсун слегка посмеялся, но ему стало уже совсем не до смеха, когда Эдвард Брандес, выступивший со статьей в датской газете «Политикен», обнаружил в его книге множество несообразностей. То же самое писали и другие рецензенты. Но все же одна из рецензий невероятно порадовала Гамсуна. В газете «Верденс Ганг» о нем написал Георг Брандес. Он охарактеризовал Гамсуна как сверхчувствительную, аристократическую натуру, для которой губительно пребывание в холодной атмосфере, и, вероятно, душа его стремится в некое маленькое теплое сообщество, члены которого — свободные от предрассудков высокообразованные люди, составляющие рафинированную элиту. Гамсуну было известно, что Брандес, говоря о неподходящем месте, отнюдь не имел в виду норвежскую столицу, как могут вообразить себе норвежские читатели, а намекал на литературные круги Копенгагена. В конце Брандес однозначно заключил: «Перед нами новый выдающийся норвежский прозаик, самостоятельно мыслящий литератор, который уже занял место в литературном мире и у которого есть перспектива» [68].

Гамсун решил остаться в Кристиании до весны 1890 года, когда он должен представить рукопись «Голода» своему датскому издателю. А для этого ему были нужны деньги.

И тогда он решил продемонстрировать, что находится в хорошей творческой форме, что он многообещающий автор, так, чтобы редакторы «Дагбладет» и «Верденс Ганг» — конкурирующих между собой изданий — оба были в нем заинтересованы.

Между делом он написал новеллу об отчаянном игроке, которую назвал «Азарт».

Потом ему придется в этом раскаяться.

В течение десяти лет после своей первой неудачи в Копенгагене Гамсун был одержим страхом, что он недостаточно оригинален как писатель. С опубликованием фрагмента «Голода» он получил достаточно доказательств и подтверждений со стороны буржуазной культурной среды в Копенгагене, что он никому не подражает и обладает собственным литературным стилем. Однако хрупкое чувство самоуважения, которое поддерживало его, когда он так упорно работал над «Голодом», едва не было полностью разрушено в связи с обвинением в плагиате. Именно этого он стал опасаться после выхода в 1889 году на норвежском языке романа Достоевского «Игрок». Поэтому он попросил редактора «Верденс Ганг» вернуть рукопись еще не вышедшей новеллы «Азарт». Редактор с извинениями отказался возвращать рукопись, заявив, что уже поздно, так как именно этот материал должен заполнить три из восьми рождественских страниц его издания. При этом редактор всячески успокоил Гамсуна, заверив, что для них обоих ситуация совершенно ясна, что в случае возможного недоразумения он вполне сможет подтвердить, что у Гамсуна не было ни малейшего намерения подражать Достоевскому, чтобы потом быть обвиненным в плагиате. В это время еще ни у кого не возникало подозрения в том, что существует сходство между написанной Гамсуном новеллой и произведением русского писателя. Обвинения возникли позднее.

В течение трех первых месяцев следующего десятилетия Кнут Гамсун закончил «Голод», книгу, которая, как никакая другая, отразила борьбу автора за физическое выживание.

У главного героя нет прошлого, у горожан его не бывает. В сельском сообществе все знают, из какой семьи человек происходит, и потому при его характеристике принимают в расчет разные обстоятельства. В городе человек является таким, каким он предстает в каждый конкретный момент.

Когда Гамсун описывает страдающего от голода человека, скитающегося по норвежской столице, личность, очень похожую на него самого, то сначала он, следуя своему замыслу, изображает изменчивые движения души страдальца. Его герой, пройдя многие испытания, выживает и одерживает победы.

Герой «Голода» произносит речь, обращенную к ростовщику, который удивлен тем, что тот возвращается к нему, чтобы забрать огрызок карандаша, который случайно остался в кармане заложенной им жилетки: «Хоть у этого огрызка карандаша и жалкий вид, благодаря ему я стал тем, что я есть, нашел, так сказать, свое место в жизни . Поэтому неудивительно, что я захотел получить назад этот огрызок карандаша, он имеет для меня слишком большую цену, он мне все равно что маленький друг» [1; I: 53] [69].