Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы. Город - Шейла Фицпатрик Страница 22

По улицам многих советских городов в 1930-е гг. опасно было ходить. Наиболее дурной славой пользовались новые индустриальные города и рабочие поселки в старых. Здесь пьянство, скопление беспокойных одиноких мужчин, недостаточные силы органов правопорядка, плохие жизненные условия, немощеные и неосвещенные улицы — все вместе способствовало созданию атмосферы дикости и беззакония. Грабежи, убийства, пьяные драки и нападения на прохожих ни с того ни с сего были обычным делом. На рабочих местах и в бараках в многонациональной среде часто вспыхивали национальные конфликты. Власти относили все эти проблемы на счет рабочих-крестьян, недавно прибывших из деревни, часто имевших темное прошлое или являвшихся «деклассированными элементами»[49].

Разрушительное, антиобщественное поведение в СССР называли «хулиганством». Этот термин имел сложную историю и менявшееся значение, в 1920-е и в начале 1930-х гг. он был связан с подрывающим порядок, непочтительным, антиобщественным поведением, чаще всего характерным для молодых мужчин. Все оттенки этого понятия были зафиксированы в перечне «хулиганских» действий, приведенном в 1934 г. в одном юридическом журнале: оскорбления, драки на кулаках, битье окон, стрельба на улицах, приставание к прохожим, срыв культурных мероприятий в клубе, битье тарелок в столовой, нарушение сна граждан драками и шумом в позднее ночное время[50].

Вспышка хулиганства в первой половине 1930-х гг. вызвала тревогу общественности. В Орле хулиганы так терроризировали население, что рабочие перестали ходить на работу; в Омске «рабочих вечерней смены обязали ночевать на заводе, чтобы не подвергаться риску быть избитыми и ограбленными». В Надеждинске на Урале граждане «буквально терроризировались хулиганством не только ночью, но даже и днем. Хулиганские действия выражались в бесцельных приставаниях, в стрельбе на улицах, в нанесении оскорблений, побоев, битье окон и т.д. Хулиганы целыми шайками заходили в клуб, срывали все культурные мероприятия, проводимые клубом, заходили в рабочие общежития, подымали там бесцельный шум, а иногда и драку, мешая нормальному отдыху рабочих»[51].

Местом действия хулиганов часто становились парки. Парк и клуб одного фабричного поселка на Верхней Волге, с населением 7000 чел., описывались как настоящая вотчина хулиганов:

«При входе в парк и в самом парке можно в любом количестве купить вина всех сортов. Неудивительно, что пьянство и хулиганство в поселке приняли большие размеры. Хулиганы большей частью остаются безнаказанными и все более наглеют. Недавно они нанесли ранения начальнику производства химического завода т. Давыдову, избили шофера Суворева и других граждан».

Хулиганы сорвали торжественное открытие хабаровского Парка культуры и отдыха. Парк был плохо освещении с наступ­лением темноты «хулиганы начали свои "гастроли"... бесцеремонно толкают женщин в спину, срывают с них головные уборы, матерятся, поднимают драки на танцевальной площадке и в аллеях»[52].

Преступность процветала также в поездах и на железнодорожных вокзалах и станциях. Банды грабителей нападали на пасса­жиров в пригородных и дальних поездах в Ленинградской области: их называли «бандитами», термином более суровым, чем «хулиган», и приговаривали к смертной казни. На станциях всегда толпился народ — люди, пытающиеся купить билеты, приезжие, которым негде остановиться, спекулянты, карманники и т.п. Об одном вокзале в Ленинградской области писали, что он «напоминает скорее ночлежку, чем благоустроенный узловой железнодорожный пункт. В помещении для пассажиров подозрительные люди живут по 3-4 дня, часто валяются пьяные, спекулянты торгуют папиросами, шатаются какие-то темные личности. В буфете постоянное пьянство и невообразимая грязь». На новосибирском вокзале достать билет можно было единственным способом — у шайки перекупщиков, возглавлявшейся «профессором»: «среднего роста, кличка "Иван Иванович", в белой соломенной шляпе, с трубкой во рту»[53].

ИСКУССТВО ДЕЛАТЬ ПОКУПКИ

Объявив в конце 20-х гг. частное предпринимательство вне закона, государство стало главным, а нередко и единственным распределителем различных благ и товаров. Все основные социальные блага, такие как жилье, медицинское обслуживание, высшее образование и путевки в дома отдыха предоставлялись государственными ведомствами[54]. Чтобы получить их, граждане должны были подать заявление в соответствующую инстанцию. Там их претензии оценивали, исходя из различных критериев, в том числе классового происхождения заявителя: пролетарии относились к высшей категории, «классово чуждые» лишенцы — к низшей. Почти всегда составлялись длинные списки очередников, потому что требуемых благ не хватало. Оказавшись, наконец, первым в списке, гражданин, в принципе, должен был получить квартиру необходимого размера или путевку в дом отдыха. Квартиры и путевки доставались не бесплатно, однако плата за них была невысока. Легального частного рынка для большинства социальных благ не существовало[55].

В сфере торговли — т.е. распределения продовольствия, одежды и других потребительских товаров — ситуация была несколько сложнее. Государство не являлось единственным легальным распределителем, поскольку крестьянам с 1932 г. разрешили торговать своей продукцией на колхозных рынках. Кроме того, существование «коммерческих» магазинов с высокими ценами, хотя они и принадлежали государству, тоже вносило некий квазирыночный элемент. Тем не менее и в этой сфере государство было почти монополистом.

Учитывая размеры поставленной задачи — заменить частную торговлю — и тот факт, что она решалась в спешке, без заранее продуманного плана, в период общего кризиса и перелома, трудно удивляться тому, что новая система распределения постоянно давала сбои. И все же масштабы сбоев и влияние их на повседневную жизнь горожан поразительны. Только коллективизация превзошла эту катастрофу по своему размаху и далеко идущим последствиям. Разумеется, горожане, как правило, не умирали с голоду из-за новой системы торговли, не подвергались арестам и высылке, как крестьяне в ходе коллективизации. И тем не менее, в конце 1920-х гг. условия жизни в городе внезапно и резко ухуд­шились, что вызвало огромные тяготы и неудобства для населения. Хотя в середине 1930-х гг. положение несколько улучшилось, распределение потребительских товаров все следующие полвека оставалось главной проблемой советской экономики.

Имея некоторые идеи относительно торговли, например — что основанный на прибыли капиталистический рынок есть зло, а перепродажа товаров с наценкой — преступление («спекуляция»), советские политические лидеры мало задумывались о том, что такое, собственно, «социалистическая торговля». Они вовсе не предвидели, что их система породит хронический дефицит, как утверждал позже венгерский экономист Янош Корнай; напротив, они ждали, что она породит изобилие. Точно так же они не представляли, что, создавая государственную монополию на распределение, отдают центральную распределительную функцию на откуп государственной бюрократии, что оказало столь глубокое воздействие на взаимоотношения между государством и обществом и социальное расслоение.

Как марксисты, советские лидеры считали главным производство, а не распределение. У многих из них сохранялось ощущение, будто торговля, даже государственная, это грязное занятие, — а формальные и неформальные системы распределения, появившиеся в 1930-е гг., только подтверждали такую точку зрения[56].