Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев Страница 22

А Маяковский тогда вновь увлёкся кинематографом. За следующие три года он напишет девять сценариев (экранизированы только два). Один из них называется «Как поживаете?». В нём, как в пьесе «Владимир Маяковский» и в поэме «Человек», главный герой носит имя автора.

Тем же летом (22 августа) газета «Известия ЦИК» опубликовала стихотворение Маяковского «Товарищу Нетте – пароходу и человеку». Заканчивалось оно так:

«В наших жилах – / кровь, а не водица.

Мы идём / сквозь револьверный лай,

чтобы, / умирая, / воплотиться

в пароходы, / в строчки / и в другие долгие дела.

Мне бы жить и жить, / сквозь годы мчась,

но в конце хочу – / других желаний нету —

встретить я хочу / мой смертный час

так, / как встретил смерть / товарищ Нетте».

Вернувшись 26 августа в Москву, Маяковский написал фининспектору 17-го участка Мосфинотдела заявление с просьбой снизить сумму начисленного ему налога (2335 рублей 75 копеек). Про эту сумму поэт написал, что она «чудовищна и платить её я совершенно не в состоянии». В числе прочих скрупулёзно указанных расходов значилось:

«15. Библиография полного собрания сочинений – 200 р.».

В комментариях в 13-томном собрании сочинений Маяковского сказано:

«Библиографию по просьбе поэта составили В.А.Силлов (первый вариант) и П.В.Незнамов (окончательный текст)».

Вновь нам попадается фамилия поэта-лефовеца Владимира Александровича Силлова. Не будем забывать его – он нам ещё встретится.

31 августа журнал «Новый зритель» опубликовал ответы на анкету об отношении литераторов к кино. Маяковский высказался так:

«С завтрашнего дня я рассчитываю начать вертеться на кинофабрике, чтобы, поняв кинодело, вмешаться в осуществление своих сценариев».

Зачем автору сценариев надо было вмешиваться в процесс создания фильма, Маяковский ответил через месяц – в письме, направленном в ВУКФУ (Всеукраинское кинофотоуправление):

«Считаю нужным ещё раз повторить, что результат постановок моих сценариев решающе зависит от способности режиссёра, так как европейский тип моих сценариев (монтаж кадров, а не фабульное развитие) у нас нов».

Обратим внимание, Маяковский считал, что у его сценариев «европейский тип», то есть как бы продвинутый вперёд, передовой, не такой, как у остальных авторов, которые от Европы отстали.

Корнелий Зелинский:

«Возвратившись из Парижа в сентябре 1926 года, я привёз Маяковскому привет от Эльзы Триоле… Но не застал поэта в Москве».

У Маяковского, как мы уже говорили, в 1926 году зарубежных вояжей не было. В книге Аркадия Ваксберга об этом написано так, словно речь идёт не о событиях 90-летней давности, а о наших нынешних днях, когда за рубеж может отправиться любой – были б на то возможности и желание:

«В 1926 году ни Лиля, ни Маяковский за границу не поехали. Возможно, не было повода. И вот что ещё вероятно: не было – денег. Но главное – исключительно важные перемены в жизни Лили и Маяковского требовали какой-то внутренней сосредоточенности и душевного успокоения».

Но на этот раз за границу Лили Брик и Владимир Маяковский не поехали вовсе не из-за отсутствия денег (не за свой же счёт они разъезжали по зарубежью!) и не из-за отсутствия повода. Их туда просто не отправили. По причинам достаточно веским.

Вот эти причины. У Коминтерна появился новый руководитель – Николай Бухарин. А 29 июля 1926 года на заседании политбюро, на котором присутствовали Калинин, Рудзутак, Рыков, Сталин и Троцкий, а также кандидат в члены политбюро Каменев и член ЦК РКП(б) Раковский, были приняты кадровые решения, касавшиеся ВСНХ и ОГПУ:

«9. а) Назначить председателем ВСНХ т. Куйбышева.

б) Назначение т. Куйбышева подвергнуть голосованию членов ЦК путём опроса.

в) Назначить председателем ОГПУ т. Менжинского».

С приходом новых руководителей в столь важные государственные учреждения (Коминтерн, ВСНХ и ОГПУ) должна была измениться и проводимая этими ведомствами политика. Но сначала предстояло определиться с приоритетными задачами и целями. Поэтому с зарубежными поездками рядовых сотрудников ОГПУ можно было немного повременить.

Борис Бажанов:

«После длительной и постоянной тренировки мозги членов коммунистической партии твёрдо направлены в одну определённую сторону. Не тот большевик, кто читал и принял Маркса (кто в самом деле способен осилить эту скучную и безнадёжную галиматью?), а тот, кто натренирован в беспрерывном отыскивании и преследовании всяких врагов. И работа ГПУ всё время растёт и развивается как нечто для всей партии нормальное – в этом и есть суть коммунизма, чтобы беспрерывно хватать кого-нибудь за горло; как же можно упрекать в чём-либо ГПУ, когда оно блестяще с этой задачей справляется? Я окончательно понимаю, что дело не в том, что чекисты – мразь, а в том, что система (человек человеку волк) требует и позволяет, чтобы мразь выполняла эти функции».

В августе на очередном заседании политбюро (присутствовали Калинин, Рыков, Рудзутак, Сталин, Троцкий и Каменев) была рассмотрен ещё один кадровый вопрос:

«7. Заявление т. Каменева об отставке (см. приложение № 3)».

После той жесточайшей критики, которой подвергся Каменев в последней речи Дзержинского, он не счёл возможным оставаться членом Совнаркома – главой наркомата внешней и внутренней торговли (НКТ). Все свои соображения он изложил в заявлении, которое и было помещено в «Приложение № 3». Адресовалось оно «всем членам и кандидатам политбюро» и начиналось со слов «Уважаемые товарищи». Далее Каменев писал, что критика в его адрес…

«… безответственно используется для дискредитации меня уже не как НКТорга, а как лица, связанного с известной политической линией в партии…

Я понимаю, что при сложившейся в партии обстановке мне должна быть предоставлена работа более исполнительского характера. Подобную работу я буду исполнять по указанию партии, как она прикажет.

Л. Каменев

23. VII.26».

Члены политбюро постановили:

«7. а) Освободить т. Каменева от работы в Наркомторге.

б) Назначить Народным Комиссаром Внешней и Внутренней торговли т. Микояна.

в) Настоящее постановление (в обеих его частях) подвергнуть голосованию путём опроса всех членов ЦК».

Так как некоторые большевистские вожди были категорически против того, чтобы последний доклад Дзержинского на объединённом пленуме ЦК и ЦКК, касавшийся сугубо внутрипартийных дел, публиковать во всесоюзной печати, этот вопрос тоже был поставлен на обсуждение: