Странствия хирурга: Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно Страница 23

– Хм-хм... – преодолев себя, Витус откусил кусок хлеба. Спасибо, что природа наградила его крепкими зубами: хлеб был как камень. Он с хрустом грыз его, разглядывая расписанные самыми неприличными сценками стены камеры. Магистр наблюдал за ним.

– Шелковые обои, конечно, красивее, – улыбнулся он. – Только убежище это мы не сами для себя выбрали. Главное – достойно скоротать время. Фокус с повязкой для глаз я тебе уже показывал...

Он умолк, не договорив до конца, потому что ему пришла в голову одна мысль:

– Держу пари, я знаю в этой камере каждый квадратный дюйм стены! Видишь, в правом дальнем углу седьмой снизу ряд каменной кладки?

– Да, конечно.

– И девятый камень справа отсчитаешь?

Витус поискал глазами и нашел этот камень.

– Видишь, что на нем нацарапано?

– Да.

– А на соседних?

– Тоже. Можно подумать, что целое поколение заключенных только тем и занималось, что увековечивало себя здесь в камне, – съязвил Витус.

– Вот видишь, выходит, и ты это понял, – магистр Гарсия соскреб с тарелки все, что на ней оставалось, и снова завязал себе глаза тряпкой. – Мой мозг нуждается в специальных упражнениях, не то он заржавеет. Ну, что пари?

– Допустим. А о чем и на что мы спорим?

– Ты называешь мне точное место на стене, а я тебе говорю, что на этом камне нацарапано.

– А что мне полагается, если ты не угадаешь?

– За каждый неверный ответ ты получишь от меня золотой дублон. А за правильный я имею дублон с тебя.

Витус криво улыбнулся.

– Ты, оказывается, богатый человек. У меня, к примеру, даже медяка при себе нету. Впрочем, это тебе уже известно.

Магистр расхохотался от души:

– Я так же беден, как и ты! Но, может быть, мы не до скончания века просидим в этой тюрьме. Ты еще вот что себе представь: ты на свободе, зато по уши в долгах. Хорошо бы тебе было?

Витус тоже невольно рассмеялся.

– И так плохо, и этак не хорошо! Ладно, начали!

Он обнаружил в противоположном конце камеры, над головами Феликса и Аманда, выцарапанную чем-то острым надпись:

16 августа anno 1575.

Прикинул, на каком месте стоит этот камень.

– Что нацарапано на стене напротив, в пятнадцатом ряду снизу на одиннадцатом камне справа?

Лицо магистра, частично прикрытое повязкой, замерло. Он сконцентрировался, а потом выдал:

– Это легко. Там написано «16 августа anno 1575». Но если ты приглядишься повнимательнее, то увидишь, что перед этим еще кое-что есть, а именно предлог in.

– Правильно, но почему ты назвал эту задачу легкой?

– Это тот самый день, в который я нашел убежище в этом благодатном приюте заблудших душ. Я и приписал это «в» к дате. Тогда я в камере был совсем один. Три или четыре недели я был прикован цепью к месту, где сейчас сидишь ты. А потом мне повезло: Нуну обманули на базаре в Порто-Мария, когда он покупал полсвиньи, и я дал ему хороший юридический совет. Он решил как-то отблагодарить меня и освободил от оков.

Магистр отогнал муху, пытавшуюся залезть под повязку.

– Для начала я решил установить контакт с другими заключенными. Я обстучал все стены в надежде, что мне ответят. И мне ответили... Это Нуну, поймавший меня за простукиванием стен, дал мне увесистую затрещину. Ну, как бы там ни было, оказалось, что этот камень сидит в стене непрочно. Если знаешь об этом, вытащить его легко.

Муха оказалась назойливой. Маленькому магистру пришлось еще раз прогнать ее, после чего его голос зазвучал почти торжественно:

– Я объявил для себя этот камень почти судьбоносным. Он для меня символ того, что у всякого предмета две стороны. Поэтому я и выцарапал на его внутренней стороне дату, когда меня бросили сюда.

– А дальше? – не совсем понял его мысль Витус.

– А на обратной стороне я когда-нибудь нацарапаю дату, когда меня выпустили, поставив перед этим предлог – ex. Таким образом будущие узники узнают, что в тюрьму не только попадают, но из нее, бывает, и выходят.

– Надеюсь, этот камень принесет тебе счастье.

– Поглядим. А теперь давай продолжим. Мне самому интересно, в каком состоянии моя зрительная память.

– Левая стена, третий ряд кладки сверху, четвертый камень слева.

– Mors non curat mukera. Латинская пословица, которая переводится примерно так: «Смерть деньгами не предотвратишь».

Некоторое время они продолжали эту игру. И всякий раз магистр Гарсия находил правильный ответ. В конце концов он с довольным видом откинулся назад:

– Видишь, память моя меня не подводит. Ты мне должен семнадцать золотых дублонов. Когда-нибудь в будущем расплатишься со мной...

Дни проходили с удручающей монотонностью. Каждое утро Витус процарапывал черточку на полу: на сегодняшний день их уже сорок три. Сорок три дня ожидания, надежды, обид и ругани...

И сорок три ночи...

Ночи одиночества, тоски и отчаянья. Часы тьмы, когда слышатся только храп спящих, приглушенный кашель и шепот Аманда и Феликса.

Он навсегда запомнил ночь, когда их любовный шепот прервал стук в дверь. Затем кто-то несколько раз пытался всунуть ключ в дверной замок. Шепот мгновенно стих, и у Витуса было такое ощущение, будто страх заполнил всю камеру. Наконец, шаги удалились по коридору.

Витус почесал спину, используя для этого черенок ложки, которым процарапывал риски на камне пола.

С ним-то что будет? Никто ему не говорит, за что он тут сидит. Никуда его не вызывали. О нем словно забыли. Вроде бы никакого Витуса из Камподиоса не было и нет.

Тягостное бытие действовало на нервы и магистру. Все заключенные давно и досконально изучили все привычки и особенности остальных сокамерников. Витус знал, как каждый из них ест-пьет, как спит, как разговаривает, смеется, ругается, плачет, молится. Даже то, как кто их них справляет нужду. Не потому, что он этим интересовался, а потому, что сидел так близко, что не видеть этого не мог. Особые неудобства это вызывало у Аманда и Феликса, поэтому Витус всякий раз подчеркнуто отворачивался. Но то, чего не видели его глаза, с особой чувствительностью воспринимали обоняние и слух.

За это время он успел подружиться с маленьким ученым...

Витус снова бросил взгляд на сорок три черточки у своих ног. Цепь зазвенела. Он безучастно раздавил клопа, который переползал его колено. Мог бы и не делать этого, потому что клопов в камере не счесть, их сотни, если не тысячи – они везде и всюду. В первые дни он ожесточенно почесывался после их укусов, но со временем это перестало его так сильно раздражать. Витус не без интереса отметил, что его тело почти не реагирует на эти укусы: как и во многих сходных ситуациях, начал срабатывать эффект привыкания.