Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут Страница 23

На самом деле они не могли примириться с тем, что король не поддался никаким соблазнам. «Поверьте, — писал своему корреспонденту один торжествующий роялист, вчера вечером все пресвитериане выглядели как дохлые крысы». Свою партию они явно проиграли. Оставалось оценить свое положение, чем они и занялись. Л Карл тем временем оценивал свое. Блестящими его перспективы не назовешь, это уж точно. Он знал, что ирландцы терпят от Кромвеля одно поражение за другим; в то же время английские пресвитериане дали знать, что станут на сторону Карла лишь в том случае, если он найдет общий язык с ко-венантерами. Денег, на которые Моитроз мог бы набрать новые отряды, не было, да и сам он куда-то пропал. Но в любом случае Карл считал, что нельзя бросать своего верного слугу ради каких-то сомнительных выгод, которыми соблазняет его Аргилл. Неожиданно выяснилось, что в этом нет необходимости. От Аргилла тайно прибыл посланник, заявивший от его имени, что, несмотря на скверную репутацию, которой пользуется маркиз, опасаться нечего. Если он откажется от планов вторжения в Шотландию, ему будет предложена «достойная» должность. Политик, куда более беспощадный и изощренный, нежели юный Карл, из-за кулис умело устилал ему путь в ловушку.

Ободренный заверениями Аргилла, Карл сообщил посланникам, что готов возобновить переговоры. Отныне его позиция такова. Он готов подчиниться всем требованиям шотландцев на их территории. Если парламент примет акт, учреждающий пресвитерианскую церковь в Англии и Ирландии, он этот акт подпишет. Но слово, данное Ормонду, сохраняет силу; в обмен же на свои беспрецедентные уступки Карл ожидает безоговорочной поддержки в борьбе за свое восстановление на английском троне, гарантий личной безопасности, достойного обращения и свободы. Шотландцы упирались. Они настаивали, чтобы Карл отринул Ормонда и полностью запретил отправление обрядов по католическому образцу. Казалось, переговоры вновь зашли в тупик. Повисло тяжелое молчание. И тогда Карл решил прислушаться к совету, который давали ему буквально все — принц Вильгельм, королева шведская, герцог Лотарингский, приближенные, друзья, Бэкингем. В один голос они призывали его принять условия шотландцев и повторяли, что потом о них можно будет забыть. Похоже, королевский сан удавалось сохранить лишь ценой моральной капитуляции. И Карл принял решение: он подпишет Бредский договор и заключит союз с шотландцами.

Оставалось решить еще одну проблему. Карл отправил послание Монтрозу, в котором указывал «воздержаться от любых военных действий… и по получении сего сложить оружие и распустить отряд». Но это исключительной важности письмо не дошло до адресата. К тому времени как гонец добрался до Шотландии, небольшое, численностью в 2000 человек, воинство Монтроза было разбито у Кор-бисдейла, сам он пленен, отправлен в Эдинбург и там четвертован. Голову несчастного выставили на всеобщее обозрение в Толбуте, а отдельные части тела отправили в крупнейшие города Шотландии для демонстрации жителям. Аргилл отомстил врагу. Да и униженный король, готовый последовать за посланниками в Шотландию, через непродолжительное время окажется в его власти. Парламенту маркиз доложил, что, по собственным словам Карла, он «ничуть не сожалеет о поражении Джеймса Грэхема, тем более что нападение он совершил не только без его согласия, но и против его воли».

Шотландский парламент торжествовал, но все еще не был удовлетворен до конца. Самый большой враг «Ковенанта» мертв. Король вот-вот будет в его руках. Что ж, теперь, довершая унижение, его можно вынудить к последней уступке. Едва Карл в сопровождении большой свиты, включая капелланов, поднялся в Терхайдене на борт судна, как за ним последовали новые шотландские эмиссары с новыми требованиями. Они были выставлены в Гельголанде, где кораблю пришлось бросить якорь из-за непогоды. Ковенан-теры заявляли, что не пойдут на примирение с участниками соглашения с Карлом I. Они требовали, чтобы нынешний король обязался открыто порвать с Ирландией и запретил там отправление католических обрядов. Он сам должен принять положения «Ковенанта» и приказать своим подданным последовать этому примеру. Далее, ему не следует рассчитывать на безоговорочную поддержку шотландцев в борьбе за трон. Она будет предоставлена, только если церковь и парламент сочтут ее «законной и необходимой». Словом, шотландцы требовали безоговорочной капитуляции.

Охваченный отчаянием и яростью, Карл заявил, что никогда на это не пойдет. Он изменил маршрут и направился в протестантскую Данию. «Буря» на борту все еще бушевала, когда судно бросило якорь в Спее. Сквозь густой туман здесь уже угадывался шотландский берег, и в этих обстоятельствах, тем более что исчезли последние надежды на компромисс, Карлу, кажется, оставалось лишь покориться судьбе. Впрочем, он еще попытался включить в соглашение пункт, по которому английские законы имели приоритет над положениями «Ковенанта», но эмиссары категорически отвергли эту формулировку. Действительно, зачем идти на уступки, когда победа и так в кармане, а король с минуты на минуту капитулирует? Гневаться бессмысленно, протестовать тоже, и вот в липком шотландском тумане Карлу пришлось, спрятав гордость в карман, дать клятву на верность «Ковенанту». «О, миледи, — писал одной знакомой даме Хайд, — мы стремительно отдаляемся от христианства, забывая при этом, что придется держать ответ в другом суде».

Но Хайда не было, когда один молодой человек звонким голосом зачитывал этот позорный документ. «Я, Карл, король Великобритании, Франции и Ирландии, — говорилось в нем, — перед лицом Всемогущего и Всеведущего Бога, торжественно заявляю об одобрении и принятии Национального «Ковенанта» и Торжественной Лиги v «Ковенанта». Богомерзкое пресвитерианство явно одержало верх, и король «вместе со своей семьей берет на себя обязательство исповедовать его, ни при каких обстоятельствах не восставать против обрядов и не пытаться изменить их». Такое согласие — всего лишь жест политической целесообразности, и все понимали, на что идут. От репутации Карла остались одни ошметки, и, как показали события ближайшего будущего, никто и ничего из этого не извлек. Ковенантеры же отдавали себе отчет в том, что они просто обвели молодого человека вокруг пальца и он подписал соглашение с тяжелым сердцем. «Наша вина больше», писал один из них.

Сколь крупно Карл ошибся, стало ясно уже в тот момент, когда он ступил на шотландскую землю: свободно общаться с ним дозволено было лишь людям Аргилла. А когда молодого короля доставили в дом маркиза, ему сразу дали понять, что из его свиты нужно удалить всех последователей казненного Карла I. Такое начало не предвещало ничего хорошего, хотя узколобость лидеров «Кове-нанта» никоим образом не подкреплялась мнением народа, которого они тиранили. Обыкновенные шотландцы любили своего короля. Жители Абердина устроили в честь Карла фейерверк и преподнесли ему 1500 шотландских фунтов, дар, с точки зрения отцов города, слишком щедрый, так что другим городам было указано воздержаться от подобных жестов. Ковенантеры любыми способами заставляли Карла постоянно испытывать чувства вины и унижения; так, чтобы напомнить ему о совершенных грехах, его поселили в доме, из окон которого открывался вид на городскую площадь Абердина, где на всеобщее обозрение была выставлена отсеченная рука Монтроза.