История Средневекового мира. От Константина до первых Крестовых походов - Сьюзен Уайс Бауэр Страница 23

«…заходят тем временем сзади,Широкою строй изогнув дугой и готовясь нежданноОба конца ее сблизить в кольцо. Начинает сужатьсяПоле, сдвигается щит ко щиту, все круче и кручеИзгиб, сводящий крыло и крыло постепенно и мерно…Тут из ратных рядов бросается самый отважный,Меч наготове, пылает лицо и яростно слово…Вслед за одним бросаются все – и ударами копийТело дробят, острия все в одном согреваются мясе…Этот рвется ногтями к еще не смеженному взоруАлчных очей, тот схватил, как добычу, отъятую руку,Третий ногу отсек, четвертый плечо из суставаВывернул; этот в спине позвонок с позвонком разымает,Этот печень, тот сердце, тот полные вздохом последнимЛегкие вырвал на свет. Мало места для мести, простораДля ненавидящих нет!»6

Официальная версия Запада гласила, что все произошло случайно и без приказа. Но Клавдиан настаивает на том, что готский солдат, первым поразивший Руфина, вырвался вперед с криком:

Не он один приписывал планирование нападения Стилихону. Зосима, которого не приводили в восторг оба деятеля, стоявшие за престолами империи («В вышеназванных городах, – жалуется он, – деньги из всех налогов следовали в сундуки Руфина и Стилихона»), также был согласен с тем, что это убийство заказал Стилихон.7

Если Стилихон и вправду отдал такой приказ, это был его первый шаг на пути к расширению своей власти на всю империю. Но освободившееся место тут же занял другой приближенный слабохарактерного Аркадия – евнух Евтропий.

Если верить Зосиме, Евтропий был не лучше погибшего Руфина. Он был «отравлен благосостоянием, и в своем воображении поднимался выше облаков». Он был опаснее Руфина, поскольку знал своего врага. «Он знал, – говорит Зосима, – что Стилихон всевластен на Западе; потому… уговорил императора созвать сенат, чтобы с помощью закона объявить Стилихона врагом империи»?

Евтропий не был императором, он не мог двинуть армию против мощи Запада. Но вместо этого он мог прибегнуть к закону. Так он и поступил, полностью обнажив всю двойственность Римской империи. Империей правили два императора из двух столиц, и лишь земли, которыми они правили, всё еще носила одно общее имя. Однако трещина, разделившая страну надвое, теперь стала явной: Стилихон, покровитель Запада, на Востоке был объявлен вне закона.

СРАВНИТЕЛЬНАЯ ХРОНОЛОГИЯ К ГЛАВЕ 10

Между 396 и 410 годами североафриканская провинция восстает, император западных земель возвращается в Равенну, а вестготы опустошают Рим

Для римских граждан, живших на североафриканских берегах, пертурбации в кругах власти не были чем-то новым. Люди здесь веками жили, находясь одновременно под властью далекого императора и его местного представителя, губернатора провинции. Северная Африка находилась далеко от Рима, и зачастую губернаторы клялись императору в верности, на практике действуя противоположно его приказам.

В 396 году, пока Стилихон и Евтропий боролись за контроль над империей, в деловом прибрежном городе Гиппон Царский (Гиппон Регий) для руководства местной христианской общиной был назначен новый епископ, Аврелий Августин. Он был африканцем по происхождению, родился римским гражданином и учился в римских школах в Карфагене. Стремясь объяснить природу двойственной власти, при которой он жил, он создал столь убедительную трактовку картины мира, что впоследствии и вся христианская церковь, и правители западного мира крепко держались за неё.

Будучи чуть больше двадцати лет от роду, Аврелий Августин переселился в Рим и преподавал там риторику; после тридцати он жил в Милане, где его другом и советчиком стал епископ Амвросий. В те времена Аврелий Августин был манихеем – последователем религии, созданной персидским пророком Мани за сотню с лишним лет до того. Манихейское учение говорило, что Вселенная состоит из двух могущественных начал – Добра и Зла, вечных противников, и материя по сути своей – от Зла, а потому люди могут вернуться к Добру лишь тогда, когда максимально оборвут свою связь с материальным миром.1

Но, послушав Амвросия, Аврелий Августин отрекся от своего манихейского прошлого и, поразмыслив, решил стать оглашенным никейского христианства [32]. Изучая богословские труды, он испытал все возрастающую неуверенность и душевное беспокойство. Однажды Аврелий Августин сидел в саду в Милане, оплакивая никчемность своей души, и услышал детский голос, певший: «Подними и прочти, подними и прочти». Он воспринял это как приказ взять в руки Послание святого Павла к Римлянам, лежавшее рядом с ним. Читая книгу, он всё сильнее наполнялся верой в Христа. «Свет, избавляющий ото всех тревог, наполнил моё сердце, – пишет он в автобиографии, своей «Исповеди». – Все тени сомнений были развеяны».2

Он вернулся домой и сделал быструю церковную карьеру. Но североафриканская церковь, в которую он вернулся, была почти расколота традиционной полемикой – хотя в Северной Африке вместо споров о двойственной природе Христа темой борьбы оказался вопрос о природе самой церкви.

Этот спор тянулся со времен великих гонений на христиан в дни правления Диоклетиана, происходивших сотню лет назад. Император Диоклетиан казнил христиан по всей империи, но в Северной Африке римский губернатор не стал преследовать их. Вместо этого он заявил местным священнослужителям, что, если христиане в знак отречения сдадут свои Священные Писания, они могут быть свободны.3

Некоторые так и поступили; другие отказались. Когда гонения прекратились, христиане, отказавшиеся принять предложение губернатора, с возмущением узнали, что один из священников, которые отдали Священное Писание представителям власти, вот-вот должен быть избран епископом Карфагена. Люди настаивали на том, что любой обряд крещения, проведенный этим человеком, будет ложным, и принятие им сана епископа опорочит всю христианскую церковь.4