Царь Саул - Валентин Пронин Страница 23

Толковые и преданные молодому царю юноши, добровольно поселившиеся рядом с Гибой, тоже горели желанием побить камнями негодяев, предавших народ, обуреваемых тщеславием и завистью. Они призывали снова собрать ополчение и идти ни север. Они говорили о странном попущении главного судьи Шомуэла, проявившего необычную мягкость к отщепенцам. «Собираем элефы!» — горячились молодцы, видевшие свою судьбу только в связи с военными удачами Саула.

— Нет, — сказал на это Саул, — мы не должны затевать смуту. Это только обрадует наших врагов. Мы найдём в себе терпение и добросердечие. Может быть, некоторые противники моего избрания одумаются. Ведь помазать меня приказал Шомуэлу сам великий бог Абарагама, Ицхака и Якуба. Да будет воля его незыблема и да расточатся, как утренний туман, все враги его!

Слыша эти слова, отец Саула Киш разевал от удивления рот. Дядя Нир, наоборот, прикусывал ноготь на правом большом пальце и качал головой.

— Опять пророчествовать начинает... — бормотал Бецер, втягивая голову в плечи. Энергичный и смелый Абенир весело подмигивал ему, а низкорослый Гист поглаживал узкую бороду в тонко, по-хитрому, улыбался.

— Правильно, Саул бен Киш, — шептал про себя опытный лекарь и переводчик. — Всё делаешь правильно, а мы постараемся тебе помочь.

Неукротимые сторонники Саула продолжали шуметь по всем землям Бениаминовым, Юдиным, Эфраимовым и в городах Заиорданья. Кто говорил: «Саулу ли царствовать над нами?» Дайте нам них людей, и мы умертвим их! — Приходили такие неистовые правдолюбцы к главному судье.

— Где же закон и правда? — спрашивали они у Шомуэла. — Ты первосвященник, прозорливец и человек божий. Почему ты не скажешь: царь Саул или не царь? — Они возмущались перед лицом Шомуэла, вышедшего после моления из священной Скинии. Ему пришлось согласиться с ними и объявить новое собрание представителей двенадцати колен Эшраэля в Галгале. Но определённый срок он не назначил; сказал, что будет лежать ниц перед Ковчегом Завета и слушать голос Ягбе, снизошедшего к его мольбам и стенаниям.

Как-то в середине месяца «шибана», близко к началу жатвы, судья Шомуэл оказался в своей угловой комнате, где хранились глиняные таблицы и папирусные свитки — таинственные писания-кегубим. Здесь он встречался со своими гонцами, приехавшими из дальних городов, и людьми в серых неприметных одеждах, прятавших лица под надвинутым куколем.

Шомуэл позвал расторопного Шуни. Тот выслушал негромкое приказание и скрылся. А Шомуэл занялся чтением каких-то таблиц и делал это очень сосредоточенно.

Снова появился Шуни. За ним вошёл странный человек в широком светлом одеянии и жёлтых башмаках с загнутыми носками, какими не пользовались жители Рамафаима. Странный человек откинул с лица лоскут ткани: показались горбатый нос, рыжая борода и высокая шапка на гладко обритой, как костяной шар, голове.

— Вот, заклинатель воды Арада допущен к тебе, мой господин и судья, — представил Шуни вошедшего, пропуская его вперёд.

— Мир твоему дому и бодрости твоему телу, — сказал Арада с довольно небрежным видом, словно произнося приветствие без особой охоты. — Я всё рассчитал, судья. Надеюсь, ты будешь доволен.

— Ты свободен, Шуни. Но не уходи далеко, ты будешь мне ещё нужен, — не отвечая рыжебородому, обратился судья к своему верному соглядатаю.

Шуни быстро поклонился и отступил за сине-золотую ширму, которой заслонил вход.

— Повторяю, я всё рассчитал. Мне осталось получить плату от тебя, и ты узнаешь подробности, которые я определил с благодатной помощью Баал-Зебуба, моего покровителя. — Арада саркастически усмехнулся.

— Не произноси в моём доме имени твоего мерзкого демона, — сварливо заговорил Шомуэл. — Мы договаривались с тобой только о дне и часе. Тем более что ты запросил слишком много серебряных колец за своё колдовство.

— Колдовства здесь нет. Есть особые признаки в цвете неба, направлении ветра, влажности или сухости воздуха в разное время суток. Этими признаками и ещё кое-какими дополнительными пиниями обладает просвещённый и учёный, и не обладает невежественный и суеверный. — Арада опять криво усмехнулся и протянул руку ладонью вверх. — За мои знания надо бы платить золотом, а не серебром.

Нахмуренный Шомуэл положил на грязноватую ладонь довольно большой, тяжело звякнувший кошель. Арада без всяких церемоний порылся в нём, пересчитывая серебряные кольца, после и го кошель исчез в складках его одежды.

— Итак, я слушаю тебя. — Судья указал Араде на низкую скамейку около своего кресла.

Арада сел, достал вощёную дощечку, исцарапанную значками, клинышками и резами. Приблизив лицо к уху Шомуэла, он забормотал что-то, с убедительным видом водя пальцем по вощёной дощечке. Насупленное лицо судьи постепенно разглаживалось, ни к будто он поверил объяснениям рыжебородого и почувствовал облегчающую надежду.

— Я думаю, надо дождаться конца семидневья и не спешить с утра. Провести жертву всесожжения, потом церемонию с вашим... кхм... царём, доблестным владельцем сохи и заступа...

— На всё воля бога нашего, — оборвал его речь Шомуэл. — Не себе судить о достоинствах или недостатках избранного царя, презренный поклонник истуканов.

— Молчу, мне ли спорить с жрецом, почитающим бога бестелесного и невидимого... Так вот, почтеннейший, не торопись. Произноси своё поучение народу, а сам поглядывай на запад. Как только заметишь светлое облачко, можешь приступать... к чуду.

После ухода хананея первосвященник кликнул Шуни. Тот возник во входном проёме. Шомуэл молча кивнул. Шуни снова убежал и вернулся с тем низким широким человеком, который скрывал лицо, назывался «не имеющий имени» и не раз встречался с судьёй в его угловой комнате.

— Ты видел, как он вышел отсюда? — спросил Шомуэл скрывавшего лицо. — Знаешь, где он живёт?

— Это нужно сделать сейчас?

— Нет, через семь дней. После собрания народа в Галгале. Ты понял? Только через семь дней.

Гонцы из Рамафаима понесли весть о том, что всем коленам Эшраэля вновь следует собраться и подтвердить согласие Ягбе предоставить народу царя, то есть «обновить» избрание Саула.

У стен Галгала и поодаль, у масличных рощ и посевов пшеницы, снова раскинулся лагерь, ещё более шумный, тесный и многолюдный, чем был два месяца назад. Снова стояли рядами чёрные и белые шатры, дощатые балаганы с пестроцветной обивкой, плетёные из ветвей домики на повозках и просто растянутые на кольях навесы. Ревели верблюды, икали и вопили ослы, ржали визгливо жеребцы у коновязи, стараясь укусить друг друга. Лаяли псы, острыми ушами похожие на шакалов. И перекликались люди, говорящие на разных наречиях Эшраэля.

На главной площади города, поверх белокаменного возвышения расстелили толстые ковры и поставили два кресла, крытые багряной кожей. Об этом и многом другом позаботились богатые эфраимиты, старшины Бениамина, Юды, Шимона, Заиорданья и даже некоторых северных областей. После жертвоприношений у алтаря Ягбе люди пришли на площадь Галгала и заполнили её от края до края.