Самые знаменитые истории любви войны 1812 года - Евсей Гречена Страница 24

Так этот вопрос был закрыт навсегда. Более того, она и сыновьям наказала при ее жизни не продавать и не закладывать это имение.

Софья Николаевна умерла в 1880 году, пережив мужа почти на сорок лет. Она была погребена рядом с Денисом Васильевичем на кладбище Новодевичьего монастыря в Москве.

//__ * * * __//

На этом, казалось бы, можно было бы и закончить историю личной жизни героя войны 1812 года Дениса Васильевича Давыдова, но в ней имел место еще один эпизод, умолчать о котором невозможно.

Дело в том, что в 1831 году Д. В. Давыдов поехал в Пензенскую губернию навестить своего боевого соратника по партизанской войне Дмитрия Алексеевича Бекетова. И вот там-то «счастливый супруг, всеми уважаемый и любимый в обществе», вдруг без памяти влюбился в племянницу Бекетова 23_летнюю Евгению Дмитриевну Золотареву.

Что это было? Подтверждение известной народной мудрости о «седине в бороду» и «бесе в ребро»? Помутнение рассудка? Бурная осень не до конца реализованного либидо старого гусара? Запоздалое прозрение «атеиста в любви»?

А ведь он был на 27 лет старше ее. И очень любил свою семью. Но при этом он ничего не мог с собой поделать. И скрыть страстный роман тоже не получилось.

Он продолжался три года. А потом Евгения Дмитриевна вышла замуж за первого попавшегося мужчину, а Денис Васильевич вернулся в семью. И, слава богу, что мудрая Софья Николаевна не стала делать из этого большую проблему.

Биограф Дениса Давыдова А. С. Барков описывает Евгению следующим образом: «Начитанная и музыкально одаренная девушка недавно окончила пансион в Пензе. Она любила поэзию и помнила наизусть много стихов, в том числе и знаменитого партизана, о ратных подвигах которого была наслышана от своего дяди.

С первого взгляда Евгения произвела на Давыдова сильное, неизгладимое впечатление, словно весенняя радость на душу. Девушка эта как бы светилась изнутри каким-то особым, таинственным, необычайно притягательным светом. Лицо ее озаряла кроткая очаровательная улыбка. <.> Судьбе гусара было угодно, чтобы его страстная натура нежданно-негаданно открыла в глухой провинции, в лице Евгении Золотаревой, предмет глубокого восхищения и поклонения».

Надо сказать, что девушка впервые в жизни получила возможность встретиться со столь блестящим и героическим человеком, на которого она смотрела только снизу вверх, благоговея и с трудом находя слова. Таким образом, казалось, что в ее лице сама Судьба послала гусару-поэту выражение глубочайшего восхищения и поклонения.

Интерес оказался обоюдным, ион с первой же встречи обернулся взаимной симпатией. Они стали видеться у друзей, в церкви, в театрах и на балах в Пензе.

Восхищенный девушкой, Денис Васильевич написал своему другу Н. М. Языкову: «Пенза — моя вдохновительница. Холм, на коем лежит этот город, есть мой Парнас с давнего времени; здесь я опять принялся за поэзию».

В самом деле, из него просто хлынул поток лирических стихов, его лучших стихов. Они помечены 1833 и 1834 годами. Вот, например, как он описывал Евгению в четверостишии «Ей»:

В тебе, в тебе одной природа, не искусство,

Ум обольстительный с душевной простотой,

Веселость резвая с мечтательной душой,

И в каждом слове мысль, и в каждом взоре чувство!..

А вот стихотворение, которое он за минуту набросал в ее альбоме:

О, кто, скажи ты мне, кто ты,

Виновница моей мучительной мечты?

Скажи мне, кто же ты? — Мой ангел ли хранитель

Иль злобный гений-разрушитель

Всех радостей моих? — Не знаю, но я твой!

<.>

Но только что во мне твой шорох отзовется,

Я жизни чувствую прилив, я вижу свет,

И возвращается душа, и сердце бьется!..

А вот еще одна запись в альбоме от 25 октября 1834 года:

Я не ропщу. Я вознесен судьбою

Превыше всех! — Я счастлив, я любим!

Приветливость даруется тобою

Соперникам моим.

«Я счастлив, я любим!» Любовь к Евгении Золотаревой стала для Дениса Васильевича великой бедой и одновременно с этим ни с чем не сравнимым счастьем. Обуреваемый страстями, он писал П. А. Вяземскому: «Без шуток, от меня так и брызжет стихами.

Золотарева как будто прорвала заглохший источник <.> Да и есть ли старость для поэта? Я, право, думал, что век сердце не встрепенется и ни один стих из души не вырвется. Золотарева все поставила вверх дном: и сердце забилось, и стихи явились, и теперь даже текут ручьи любви, как сказал Пушкин».

Ему же он признавался: «Последние стихи сам скажу, что хороши, и оттого не посылаю их тебе, что боюсь, как бы они не попали в печать, чего я отнюдь не желаю».

Однако в скором времени «песни любви» Дениса Давыдова все же каким-то образом появились в журналах, да еще с указанием города, где проживала «виновница мучительной мечты» поэта. Денис Васильевич был разгневан и отчитал Вяземского: «Злодей! Что ты со мною делаешь? Зачем же выставлять “Пенза” под моим “Вальсом”? Это уже не в бровь, а в глаз: ты забыл, что я женат, и что стихи писаны не жене. Теперь другой какой-то шут напечатал “И моя звездочка.” — вспышку, которую я печатать не хотел от малого ее достоинства, а также поставил внизу Пенза. Что мне с вами делать? Видно, придется любить прозою и втихомолку. У меня есть много стихов, послал бы тебе, да боюсь, чтобы и они не попали в зеленый шкаф “Библиотеки для чтения”. Вот что вы со мной наделали, или, лучше, — что я сам с собой наделал! <.>

Шутки в сторону, а я под старость чуть было не вспомнил молодые лета мои; этому причина — бродячий еще хмель юности и поэзии внутри человека и черная краска на ней снаружи; я вообразил, что мне еще, по крайней мере, тридцать лет от роду».

Естественно, роман с Евгенией Золотаревой тщательно скрывался от жены, но даже «прокол» с публикациями пензенских стихов не остановил его. Несмотря ни на что, пламенный поэт продолжал слать Евгении любовные признания:

Я вас люблю без страха, опасенья

Ни неба, ни земли, ни Пензы, ни Москвы, —

Я мог бы вас любить глухим, лишенным зренья.

Я вас люблю затем, что это — вы!

Однажды, встретив Золотареву в театре, Денис Васильевич стал умолять ее о встрече. Однако девушка, боясь огласки, отказала ему, и тогда герой 1812 года заверил ее, что умеет хранить тайну и, будучи партизанским командиром, ни разу не выдал врагу ни одного секрета.

Так началась переписка, которая велась ими на французском языке. И Денис Васильевич настолько дал волю своим чувствам, что девушка даже была вынуждена его предостеречь: «Язык вашего письма очень пылок и страстен. Вы заставляете меня трепетать. Зачем вы вкладываете столько чувства в ту полную шарма и романтики дружбу, которая меня так радует?»