Евреи государства Российского. XV – начало XX вв. - Илья Бердников Страница 24

И вот радость: в ноябре 1742 года наконец была получена высочайшая резолюция Елизаветы. В ней предписывалось: «На оное его [Веселовского. —Л. Б.] прошение всемилостивейше соизволяем, того ради вы ему о таком… позволении надлежащим образом объявить и к возвращению его сюды всякое вспоможение чинить изволите».

Федор Павлович возвратился в Россию в начале 1743 года. Он ходатайствовал, чтобы его приняли на службу «особливо в иностранных делах, в которых чрез многие лета обращался». Но взбалмошной и прихотливой императрице пришло в голову использовать его по придворному ведомству (напомним, что в то же самое время его брат Исаак находился при особе великого князя). Искушенный в европейском политесе, Веселовский стал (пожалуй, первым в истории!) евреем-церемониймейстером императорского двора – чин немалый, равный армейскому бригадиру (выше полковника и ниже генерала). На этом посту Веселовский находился до 1752 года, после чего был уволен в отставку с присвоением звания генерал-майора.

О последних годах его жизни известно немного. Дипломатические его способности при Елизавете так и остались невостребованными, если не считать порученных ему в 1757 году переговоров с Вольтером о написании этим великим французом истории царствования Петра Великого. Федор Павлович для сей цели отправился в Женеву где, между прочим, свиделся и со своим опальным братом Авраамом.

А П. Лосенко. Портрет И. И. Шувалова. 1760

В Петербурге Веселовский сближается с фаворитом Елизаветы, замечательным просветителем и меценатом И. И. Шуваловым. Последний привлекает его, как человека энциклопедически образованного, в недавно основанный Московский университет – куратором, и Федор служит там с августа 1760 по ноябрь 1762 года. Труды его были отмечены государыней, которая в 1761 году пожаловала Веселовского в кавалеры ордена Св. Александра Невского. В отставку он был уволен с присвоенным ему высоким чином тайного советника. Умер Федор Веселовский уже при императрице Екатерине II, прожив без малого девять десятков лет.

* * *

В истории прославились и потомки клана Веселовских, так же проявившие себя на гуманитарном поприще. Наиболее выдающиеся из них: академик Петербургской Академии наук А. Н. Веселовский (1838–1906) – представитель сравнительного литературоведения, основоположник исторической поэтики; археолог и востоковед, профессор Н. И. Веселовский (1848–1918); академик Академии наук СССР, крупнейший специалист в области социально-экономической истории России и источниковедения С. Б. Веселовский (1876–1952); историки экономист, профессор Б. Б. Веселовский (1880–1954). Все они отмечены печатью яркого таланта, завещанного им далекими предками.

Когда-то, в лихие девяностые, известный российский политик Александр Лебедь придумал забавный оксюморон – «еврей-оленевод». И ведь не ведал тогда этот генерал-остроумец, что совсем скоро охотники и оленеводы изберут начальником Чукотки еврея Романа Абрамовича. Еврейская жизнестойкость, однако (прости, читатель, но без этого «однако» не обходится ни один анекдот про чукчей!), оказалась не только востребованной, но и удивительным образом созвучной чаяниям заполярных аборигенов. Но Абрамович был не единственным евреем в России, правившим северным народом – в позапозапрошлом веке император Петр Великий пожаловал своему любимому шуту, этническому еврею Яну Лакосте (1665–1740), титул короля другого «морозоустойчивого» племени – самоедов. Кем же был Лакоста и за какие-такие заслуги он удостоился чести главенствовать над самоедами?

Известно, что Ян был потомком маранов, бежавших из Португалии от костров инквизиции. Он родился в г. Сале (Северная Африка). До шестнадцати лет наш герой путешествовал, а затем с отцом и братьями обосновался в Гамбурге, где открыл маклерскую контору. Но торговля у него не задалась, доставляя одни лишь убытки. Обладая изысканными манерами версальского маркиза, Лакоста принялся было давать уроки всем «желающим в большом свете без конфузу обращаться зело премудреную науку, кумплименты выражать и всякие учтивства показывать, по времени смотря и по случаю принадлежащие». Но и политес оказался делом неприбыльным. И тогда Ян решил «на ловлю счастья и чинов» отправиться в далекую Московию. Согласно одной из версий, он получил от русского резидента в Гамбурге разрешение приехать туда.

Ян Лакоста

Есть на сей счет и весьма авторитетное свидетельство друга Лакосты, лейб-медика при русском дворе Антонио Нуньеса Рибейро Санчеса: «Когда Петр Первый, император России, был проездом в Гамбурге, кажется, в 1712 или 1713 году Коста ему был представлен. Петр Первый взял его с собой… вместе с женой и детьми».

И в том, и в другом случае Ян (или, как его стали величать, Петр Дорофеевич) мог поселиться в России только при одном условии: его отказе от религии отцов.

Лакоста не был религиозным иудеем, значился католиком и потому-то беспрепятственно достиг Северной Пальмиры, а вскоре был принят на службу к русскому царю. «Смешные и забавные его ухватки, – говорит описатель «Деяний Петра Великого» И. И. Голиков, – полюбились Государю, и он был приобщен к числу придворных шутов».

Назначая забавником еврея, ведал ли Петр о давней традиции живописать шута, равно как и иудея, отрицателем Бога? Причем образы эти подчас замещали друг друга. Ведь в патристике евреи иногда отождествлялись с шутами, да и в средневековой иконографии они представлены буффонами, глумящимися и насмехающимися над мучимым Христом. По логике таковых ревнителей благочестия, шута и еврея объединяло то, что оба они погрязли в грехе, оба заправские мошенники, оба похотливы и обладают повышенной сексуальностью. И в визуальном искусстве той поры буффон и иудей облачены в одинаковую (и дьявольски отвратительную) одежду, в том же головном уборе, и несут в себе все внешние атрибуты демонизма. Характерно, что на картине Иеронима Босха «Корабль дураков» один из шутов наделен характерным еврейским символом. А в Московии, во время расправы над так называемыми «жидовствующими» в XV веке, церковные ортодоксы наряжали их скоморохами и со словами «Се есть сатанинское воинство» возили по новгородским улицам. Впрочем, русский царь был сам главным шутником эпохи, и если даже был наслышан о подобных аллюзиях, ему не было решительно никакого дела до мнений оголтелых поборников старины – он издевался над ними и… грубо вышучивал.

А вот широчайшая эрудиция Петра Дорофеевича самодержца и впрямь покорила. Новоявленный шут свободно говорил на испанском, итальянском, французском, немецком, голландском и португальском языках. Был весьма сведущ в вопросах религии: цитировал наизусть целые главы из Священного Писания и вел с монархом бесконечные богословские дебаты. Находившийся при русском дворе голштинский камер-юнкер Ф.-В. Берхгольц вспоминает: «Я услышал спор между монархом и его шутом Лакостой, который обыкновенно оживляет общество… Дело было вот в чем: Лакоста говорил, что в св. Писании сказано, что «многие придут от востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом»; царь опровергал его и спрашивал, где это сказано?». Тот отвечал, в Библии. Государь сам тотчас побежал за Библией и вскоре возвратился с огромною книгою, требуя, чтобы Лакоста отыскал ему то место; шут отозвался, что не знает, где находятся эти слова. «Все вздор, там этого нет», – отвечал государь». В этом диспуте прав, однако, оказался Лакоста, ибо он привел по памяти слова Иисуса из Евангелия от Матфея (Матф. 8:11). Смысл сего пророчества в том, что языческие народы признают учение Христово, а Израиль, то есть еврейский народ, христианства не примет.

Конец ознакомительного фрагмента