Герои Смуты - Вячеслав Козляков Страница 24

Приговор еще раз высветил основную проблему ополчения: соединение под Москвой двух противоположных по своему статусу и действиям сил — дворян и казаков. Было установлено, что за теми атаманами и казаками, которые «служат старо», признавалось право верстания поместными и денежными окладами, то есть переход их на службу «с городы». Конечно, не все атаманы и казаки после получения права влиться в состав уездного дворянства захотели воспользоваться им. Поэтому в Приговоре предлагали выдавать им «хлебный корм с Дворца» и денежное жалованье из Приказа Большого прихода и четвертей «во всех полкех равно». Таким способом пытались решить главную проблему, связанную с казаками, — проблему казачьих приставств. Но включив в Приговор статью о их отмене, воевода Прокофий Ляпунов, и без этого выказывавший «жесточь» к казакам, подписал себе смертный приговор. Вот строки Приговора: «…а с приставства из городов и из дворцовых сел и из черных волостей атаманов и казаков свесть и насильства ни которого по городом и в волостях и на дороге грабежев и убивства чинити не велети» (статья 17). Ослушникам полагались «наказанье и смертная казнь», для чего воссоздавались Разбойный и Земский приказы опять-таки по всем хорошо известным образцам бывших царствований: «по тому ж, как преж сего на Москве было» (статья 18).

«Бояр», которых «изобрали всею землею по сему всее земли приговору», обязывали «строить землю и всяким земским и ратным делом промышлять», но у них изъяли право приговаривать к смертной казни: «…а смертною казнью без земского и всей земли приговору бояром не по вине не казнити и по городом не ссылати, и семьями и заговором никому никого не побивати, и недружбы никоторыя никому не мстити». Виновных в нарушении этой статьи самих ожидала казнь: «А кто кого убьет без земского приговору, и того самого казнити смертью» (статья 19). В последних статьях Приговора определялся порядок исполнения «земских и ратных дел», устанавливалась иерархия «бояр» и полковых воевод, принимались меры для сбора денежных доходов и казны только в финансовых приказах, а не самими воеводами. Ополчение учреждало земскую печать, которую нужно было прикладывать к грамотам «о всяких делах» [128]. Для легитимности грамот «о больших, о земских делах» требовались еще боярские рукоприкладства («у фамот быти руке боярской»). Приговором была проведена своеобразная «централизация» управления. Для ведения ратных дел создавался один «большой Розряд», где и должна была вестись вся документация о службе и «послугах» ратных людей, о их ранении и гибели на земской службе. В противном случае в полковых разрядных шатрах создавалась возможность для злоупотреблений, о чем не преминули напомнить в Приговоре: «…а послуги всяким ратным людем писати про себя вправду, как душа Богу и всей земле дана, а не лгати». С этой же целью наведения порядка запретили ведать поместные дела непосредственно «в полкех», сосредоточив их «в одном Поместном приказе». Запрет о выдаче таких отдельных поместных и вотчинных фамот принимался для того, «чтоб в поместных делах смуты не было» (статьи 20—22).

И наконец, стоящая в конце документа, но особенно важная для истории Первого ополчения статья 23 Приговора. В советской историографии она воспринималась как важное звено в истории закрепощения крестьян, потому что в ней определялось «по сыску крестьян и людей отдавать назад старым помещикам». Однако при этом упускалось из виду, что речь в статье шла только о тех крестьянах и холопах, которые были вывезены по указам Бориса Годунова 1601 и 1602 годов, а также о беглых. Те, кто «выбежав живут по городом, по посадом», действительно подлежали возврату, а о тех, кто продолжал служить в ополчении и поступил там в казаки, не говорилось ни слова. И такое умолчание красноречивее всех более поздних обвинений в крепостничестве свидетельствует о том, что так просто крестьянский вопрос в Первом ополчении не решался [129].

Приговор, подписанный всеми «чинами», присутствовавшими в ополчении, устанавливал порядок смены бояр, «выбранных ныне всею землею для всяких земских и ратных дел в правительство». «Бояре» князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, Прокофий Ляпунов и Иван Заруцкий должны были «о земских делех радети». Полковые воеводы подчинялись боярам, но как те, так и другие руководители ополчения назначались и сменялись «всею землею» (статья 24). Всё это показывает, что в Первом ополчении уже выработался общий принцип приоритета «земского дела» перед всем остальным, не исключая личные амбиции бояр из подмосковного «правительства».

Более того, Приговор создавал предпосылки для оформления нового порядка управления Московским государством, где наряду с традиционными приказами — Разрядом, Поместным, Дворцом, Большого прихода, Разбойным и т. д. существовал постоянный собор «всея земли». Земский собор составляли разные «чины», перечень которых отражают рукоприкладства на Приговоре 30 июня 1611 года (к сожалению, сохранившиеся только в пересказе) [130]. Именно земскому собору — «Совету всей земли» — и принадлежала тогда верховная власть в полках под Москвой летом 1611 года.

Короткое согласие, достигнутое в Первом ополчении принятием Приговора, все-таки безнадежно опоздало. В несчастливом июне 1611 года король Сигизмунд III взял «приступом» Смоленск [131], что стало едва ли не главным военным триумфом всего его долгого правления. Он возвращался из московского похода «со щитом», добившись того, что Смоленск на несколько десятилетий снова вошел в состав Речи Посполитой. Потеряло всякий смысл и посольство митрополита Филарета Романова и боярина князя Василия Васильевича Голицына, превратившихся уже в настоящих пленников, а не просто в задержанных на время переговоров представителей Боярской думы из Москвы. Смоленская победа короля Сигизмунда III вдохнула силы в польско-литовские войска, участвовавшие в русских событиях. Упомянутые переговоры Прокофия Ляпунова с гетманом Яном Сапегой сорвались [132]. Тот предпочел действовать совместно с Госевским в Москве, получив «после многих споров» обещание, что его солдатам выдадут «заслуженные» деньги «вещами». Сапежинцы дали недвусмысленный ответ послам Ляпунова: держаться присяги королевичу Владиславу. Предложения, переданные из стана гетмана через Федора Плещеева, звучали надменно, если не издевательски. Как писал в своем дневнике мозырский хорунжий Иосиф Будило, русским предлагалось, чтобы они «разъехались по домам, дали продовольствие войску и сейчас же обдумали, как бы уплатить ему деньги за четверть».