Повседневная жизнь Греции во времена Троянской войны - Поль Фор Страница 24

Счетоводы

Часто говорят о профессии, если не о классе или касте писцов. Но ни в одном из четырех тысяч глиняных документов, которыми мы располагаем и большинство которых суть черновики и текущие заметки, название таковых вообще не упоминается. По-видимому, само это занятие было чуждо микенской цивилизации. В ахейской Греции, как и в Древнем Китае, любой грамотный человек, даже если он был чужаком, мог рассчитывать на теплое местечко среди дворцовой или храмовой администрации. Высшие чиновники, судя по всему, были сплошь грамотными. Они составляли счета и готовые отчеты на непрочном материале вроде льняной ткани, пергамента, лыка или коры. По меньшей мере десять, а может, и двенадцать сановников контролировали поступление и расход сырья и готовых изделий, составляли списки конюшен, лавок и погребов, подсчитывали арендную плату и долги, устанавливали перечень того, что подлежало обложению налогом, и размеры последнего, устраивали перепись населения и вели счет поголовью скота, распределяли работу между работниками и работницами и, наконец, с легкостью разбирались в сложной системе единиц мер и весов. В одном Кносском дворце около 1300 года до н. э., по-видимому, существовало не менее сорока различных «контор». В самом деле, бухгалтерские документы знакомят нас со множеством узкоспециализированных чиновников: надзирающий за смоковницами (opisuko), надзирающий за плодами земли или злаками (opikapeeu), интендант по меду (meriduma), смотритель лавок (opitekeeu), начальник смесей (mikata), весовщик (mezana), оружейник (etowoko), хранитель священных кож (?) (dipteraporo — буквально «носящий кожу или плащ»), зажигающий огонь (pukawo) и его многочисленные помощники, помощник смотрителя (poroduma). Над ними стояли люди, тоже, очевидно, умевшие писать, ибо они получали и передавали письменные приказы: куратор (korete) и прокуратор (porokorete), а в провинциях — региональный интендант (atomo) и региональный администратор (damokoro).

Ясно, что эти последние сановники (qasirewiyote) отличались от перечисленных ранее великолепием одежд, особыми знаками достоинства, образом жизни и даже питанием. Региональному контролеру, скажем, довольствие выплачивалось свиньями. Кураторы и прокураторы получали разную плату в зависимости от того, в чем в тот момент государство испытывало более острую нужду — в металле или льняных тканях. Некоторые служащие, наделенные весьма загадочными обязанностями, имели право избавлять своих подчиненных от тех или иных повинностей. Так, esareu (вероятно, управляющий) по имени Кевпод освободил несколько поселений на юго-западе Пилоса от внесения налога льном или льняными изделиями. Аналогичными прерогативами обладал wateu (возможно, сборщик налогов) на сданных в аренду землях. Другие чиновники не были привязаны к определенному месту, например, akero (по-гречески — angelos) — вестник, посол и karuka — священный вестник. Но что сказать о padeu, padeweu, padayeu и многих других, упоминаемых в документах всего два-три раза? За неимением лучшего ученые трактуют эти должности как имена собственные, хотя слова вроде amotere и ereutere, скорее, обозначают должности комиссаров, инспекторов, уполномоченных, сборщиков налогов.

Из огромного числа шифрованных документов видно, что своего рода налоговая полиция крепко держала в руках всех и каждого и при этом смертельно боялась допустить какую-нибудь оплошность и оказаться не на высоте. Все было сочтено, зарегистрировано, проверено и востребовано. Современная наука, со свойственной ей въедливостью, то тут, то там обнаруживает огрехи, ошибки в подсчетах и грамматике — в общем, всякого рода человеческие промахи. Но как не восхититься тем, что при наличии стада более чем в сто тысяч голов статистики бронзового века с точностью до единицы знали, сколько животных предстоит остричь, кастрировать, забить на мясо, кто из них на пастбище, кого недостает, много ли потеряно и как зовут пастуха каждой деревни! Они могли, отмеряя по полфунта, разделить тонну бронзы между пятью сотнями кузнецов, назвать всех поименно, перечислить помощников, учеников, рабов, а при необходимости — и свойственников, более того, имели представление о дополнительных профессиях и происхождении любого мастера.

Это они создавали правила налогообложения, dosomo, которые изумили бы наших счетоводов. Возьмем, к примеру, таксу на военное снаряжение, которая, по-видимому, вовсе не являлась чрезвычайной мерой, поскольку мы встречаем ее как на Крите, так и на Пелопоннесе: «Всякий район с числом налогоплательщиков, в округленном виде равным ста, доставит 1 % этого числа в пластинках для брони; 1,5 % — упряжью и кожаным снаряжением; 2 % — бычьими шкурами; 2 % — рогами для изготовления луков, 2,5 % — шерстяными плащами; 5 % — туниками; 5 % — кусками льняной ткани» (Пилос, архивная серия Ma, Кносс, серия Mc). Одновременно мы узнаем, что в Пилосе имелось 11 500 налогоплательщиков, вносивших налог натурой, а в Кноссе — 15 400.

Когда чиновника увольняли, его преемник делал все расчеты заново: «Опись, составленная Фигебрием после того как царь назначил Авгия районным управляющим: кувшин для воды «царский», украшенный головами быков и раковинами, кувшин для воды «господарский» (доcл. «для гармоста») с изображением морских воронов; кувшин для воды «царский» с изображением женщин, бычьих голов и спиралей» (PY, Ta 711). Чиновники старались предвидеть любые случайности — даже то, что враги или взбунтовавшиеся подданные могут поджечь их записи. И в самом деле, огонь лишь закалил глиняные таблички, сделав, таким образом, документы, акты и налоговые ведомости действительно нетленными.

В сердце дворца ведет небольшой двор. Миновав портик, вестибюль и двустворчатую дверь, мы попадаем в просторный квадратный зал. Потолок здесь поддерживают четыре колонны, а очаг расположен в центре. Вокруг него собирались для трапезы и пиров, услаждаемых пением и рассказами. Это мегарон. Время от времени группа декораторов и их помощников меняла здесь настенные росписи. Их напрасно называют фресками, поскольку тогдашние мастера использовали совсем другую технику. Поверхность стены покрывали слоем желтоватой глины, для крепости смешанной с рубленой соломой. Сверху накладывали два-три слоя штукатурки, тонких, но ровных. Верхний слой тщательнейшим образом шлифовали мраморным лощилом, а кое-где — даже ногтем, чтобы не осталось ни выемки, ни шероховатости, ни камешка. Потом зал оставляли сохнуть на месяц, не менее. И лишь на добросовестно высушенной штукатурке художники, kirisewe, делали роспись. Нынче такая техника называется «сухими фресками» (a fresco secco).

Поверхность, которую предполагалось расписать, разбивали на квадраты и, слегка увлажняя губкой, отбеливали с помощью кисточки и калама — тростниковой палочки, заменявшей перо. Растертые и разведенные известковым молоком краски — довольно светлые — были в основном органического или минерального происхождения. Черную добывали из «чернил» каракатицы, костного угля или сажи. Из охры получали желтую краску, а также, в зависимости от степени нагревания, разнообразные оттенки коричневого и рыжего. Гематит давал красные, розовые и пунцовые цвета, киноварь — алый. Синий и зеленый извлекали из лазурита и малахита — двух карбонатов меди, о которых мы уже упоминали, когда речь шла об изготовлении стеклянного теста, того самого, какое невежественные дилетанты и фальсификаторы называют ляпис-лазурью, эмалью, смальтой или чернью. Более или менее насыщенные оттенки коричневого извлекали из почв, богатых окислами железа и марганца. Вероятно (хотя полной уверенности в этом нет), опытные мастера уже тогда оценили достоинства красок из сочетаний хрома и кобальта, двух минералов, довольно распространенных на рудниках Крита. Во всяком случае, можно не сомневаться, что они экспериментировали, смешивая разные красители.