Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава - Сергей Цветков Страница 24

Византийское судно IX–XV вв.

Полусгнившая эскадра и после починки выглядела не очень внушительно. Феофан решился вывести ее в море не раньше, чем «укрепил себя постом и слезами».

Завидев греческие корабли, русы подняли паруса и устремились навстречу. Феофан поджидал их в бухте Золотой Рог. Когда русы приблизились к Фаросскому маяку, он отдал приказ атаковать врага.

Должно быть, жалкий вид греческой эскадры немало повеселил Игоря. Казалось, победа над ней – дело какого-нибудь получаса. Исполнившись презрением к грекам, он двинул против Феофана одну киевскую дружину. Уничтожение греческой флотилии не входило в его намерения. Аиутпранд пишет, что Игорь «повелел своему войску не убивать их [греков], а взять живыми». Этот весьма странный с военной точки зрения приказ мог быть обусловлен только политическими соображениями. Вероятно, Игорь собирался по завершении победоносного сражения возвратить Византии ее пленных солдат в обмен на заключение союзного договора.

Русы Игоря смело пошли на сближение с греческими судами, намереваясь взять их на абордаж. Русские ладьи облепили корабль Феофана, шедший впереди боевого строя греков. В этот момент ветер внезапно стих, на море установился полный штиль. Теперь греки могли без помех использовать свои огнеметы. Мгновенная перемена погоды была воспринята ими как помощь свыше. Греческие моряки и солдаты воспрянули духом. И вот с окруженного русскими ладьями корабля Феофана во все стороны полились огненные струи[126]. Горючая жидкость разлилась по воде. Море вокруг русских судов как будто внезапно вспыхнуло; несколько ладей разом запылали.

Русские ладьи (рисунок из византийской хроники)

Действие ужасного оружия потрясло Игоревых воинов до глубины души. В один миг все их мужество исчезло, русами овладел панический страх. «Увидев такое, – пишет Аиутпранд, – русы тут же стали бросаться с кораблей в море, предпочитая утонуть в волнах, нежели сгореть в пламени. Иные, обремененные панцирями и шлемами, шли на дно, и их больше не видели, некоторые же державшиеся на плаву сгорали даже посреди морских волн». Подоспевшие греческие корабли «довершили разгром, много кораблей потопили вместе с командой, многих убили, а еще больше взяли живыми» (Продолжатель Феофана). Игорь, как свидетельствует Лев Диакон, спасся «едва ли с десятком ладей» (вряд ли следует понимать эти слова буквально), которые успели пристать к берегу.

Быстрая гибель Игорева войска деморализовала остальных русов. Черноморские князья не осмелились прийти ему на помощь и отвели свои ладьи к побережью Малой Азии, на мелководье. Тяжелые греческие хеландии, имевшие глубокую посадку, не смогли преследовать их.

Вопреки торжествующему тону византийских хроник, победа греков в проливе была скорее эффектной, нежели решающей. Разгрому – быстрому, но едва ли окончательному – подверглась лишь одна, киевская, часть русского флота, другая, таврическая, уцелела и не перестала быть для греков серьезной угрозой. Недаром Житие Василия Нового заканчивает описание первого этапа русского похода простым замечанием, что русов не пустили к Константинополю. Однако ликование константинопольцев было неподдельным. Всеобщий праздник был оживлен возбуждающим зрелищем: по приказу Романа все пленные русы были обезглавлены – возможно, как нарушители клятвенных обещаний 911 г.

Обе части разделенного русского войска потеряли всякую связь друг с другом. Видимо, этим объясняется странное противоречие, которое обнаруживается при сопоставлении освещения событий 941 г. в древнерусских и византийских источниках. Согласно последним, война с русами распадается на два этапа: первый закончился июньским поражением русского флота под Константинополем; второй продолжался в Малой Азии еще три месяца и завершился в сентябре окончательным разгромом русов. Древнерусские источники, повествующие о походе Игоря на греков, восходят к византийским (главным образом к Хронике Георгия Амартола и Житию Василия Нового). Но в данном случае это не простая компиляция, столь обычная для древнерусского летописания. Оказывается, «составители первых русских хронографов, пользовавшиеся Хроникой Амартола и Житием Василия Нового, не просто переписали из них сведения о первом походе Игоря, но сочли нужным дополнить эти сведения из какого-то русского источника (что частично уже имело место при переводе Жития Василия Нового на русский язык) и произвести такие перестановки в тексте Хроники и Жития, которые изменили их до неузнаваемости»[127]. Суть этих изменений и перестановок сводится к тому, что византийские известия о втором этапе кампании 941 г. (в Малой Азии) либо совсем отброшены, либо объяснены по-своему. В Повести временных лет второй этап войны затушеван путем присоединения малоазийских провинций Византии к перечню тех областей, которые подверглись опустошению с самого начала похода: Игорь «почаша воевати Вифиньскиа страны, и воеваху по Понту до Ираклиа и до Фафлогоньски земли [Пафлагонии], и всю страну Никомидийскую попленивше, и Суд весь пожгоша». Еллинский летописец заставляет Игоря совершить два похода – сначала под Константинополь, затем в Малую Азию. Таким образом, русские летописи заканчивают описание первого похода Игоря единственным морским сражением у Константинополя и возвращением князя в Киев. Очевидно, летописцы, исправляя сведения греческих памятников о походе 941 г., опирались на рассказы одних лишь киевских его участников, сохранившиеся в устных преданиях.

Итак, Игорь с остатками своего войска, едва опомнившись после разгрома, немедленно начал отступление. От миролюбивого настроения русов не осталось и следа. Свою ярость от понесенного поражения они выместили на византийском селении под названием Стеной[128], которое было разграблено и сожжено дотла. Впрочем, причинить грекам крупные разрушения войску Игоря было не под силу ввиду его малочисленности. Известия о русских разбоях на европейском берегу Понта в византийских хрониках исчерпываются сообщением о сожжении Стенона.

Конец ознакомительного фрагмента