Человек на все рынки: из Лас-Вегаса на Уолл-стрит. Как я обыграл дилера и рынок - Эдвард О. Торп Страница 24

Продолжая свои опыты с рулеткой в свободное время, я сосредоточился на своей диссертации по математике. Мне повезло выбрать научным руководителем Ангуса Тейлора, который был и выдающимся математиком, и талантливым преподавателем. Он был соавтором учебника по математическому анализу, известного среди математиков под названием «Шервуд и Тейлор» [43]. Эта книга пользовалась широкой популярностью начиная с первого издания 1942 года. Я познакомился с Тейлором еще студентом, когда слушал его курс по высшим разделам матанализа, а потом работал у него ассистентом (проверял студенческие работы). Лекции этого шотландца с блеском в глазах и открытой, прямой манерой в общении были образцом ясности изложения, причем ему удавалось найти оптимальное соотношение между теорией, практическими примерами и задачами.

Когда я устраивался на должность ассистента математического факультета, я попросил у трех своих преподавателей рекомендательные письма. Несколько дней спустя я взял свое дело у секретаря факультета, чтобы проверить в нем какие-то подробности, и обнаружил, что эти отзывы случайно оставили в папке. Два из них были полны самых неумеренных похвал, но письмо Тейлора было более сдержанным. Он отмечал, что я не сразу достиг в своей работе удовлетворяющего его уровня, и добавлял, что я отличаюсь живостью ума, но иногда страдаю недостатком точности. Как я сказал Вивиан, после этого я начал беспокоиться, что могу не получить этой работы.

На собеседовании с главой факультета я спросил, как обстоят мои дела, и он сказал мне, что, хотя два из моих рекомендательных писем были превосходны, как и моя профессиональная подготовка, только третье из них, письмо профессора Тейлора, устранило все сомнения относительно того, стоит ли брать меня на должность ассистента. Мне стало дурно. Профессор Тейлор, продолжал он, почти – или даже совсем – никому и никогда не давал столь положительных отзывов. Это напомнило мне моего отца, человека доброго, но тоже скупого на похвалу. Когда я получал на экзамене девяносто девять баллов, он спрашивал: «А почему не сто?» Работать под руководством Тейлора было наслаждением, и я закончил свою диссертацию раньше срока. Однако уже шла весна 1958 года: в этом году было уже слишком поздно подавать заявления на работу научного сотрудника.

Математический факультет оставил меня преподавать еще на один год, в течение которого я искал работу. Именно поэтому получилось так, что рождественские каникулы УКЛА этого года мы с Вивиан провели в Лас-Вегасе. Там я осмотрел несколько рулеточных колес и выяснил, что, по крайней мере, насколько можно было видеть на расстоянии, они были в ухоженном состоянии, более-менее ровными и лишенными каких-либо очевидных дефектов. Колеса, которые я видел в этих казино, более чем когда-либо укрепили мою уверенность в возможности предсказания их поведения. Я считал, что мне нужно было только раздобыть настоящее колесо правильного размера и кое-какое качественное лабораторное оборудование.

Мы с Вивиан решили провести часть рождественских каникул в Лас-Вегасе, потому что, стремясь привлечь побольше игроков, Лас-Вегас превратился в отличное место для недорогого отпуска. Я, двадцатишестилетний преподаватель УКЛА с кандидатской степенью по математике, зарабатывал слишком мало, чтобы небрежно относиться к деньгам. Кроме того, я считал – и считаю до сих пор, после пятидесяти лет работы финансистом, – что самый надежный способ разбогатеть состоит в том, чтобы играть только в те игры и участвовать только в тех инвестициях, в которых у меня есть преимущество. Поскольку я не знал ни одного случая, в котором игроку удалось бы обыграть казино, игра в Лас-Вегасе не входила в мои ближайшие планы.

Когда я увидел Лас-Вегас в 1958 году, я не мог представить себе нынешней сияющей ленты многоэтажных отелей, беспорядочно теснящих друг друга, перед которыми в любое время дня и ночи ползет многополосная транспортная пробка. Теперь легендарные казино – Sands, Flamingo, Dunes, Riviera и Tropicana – исчезли, принадлежавшие мафии жульнические предприятия уступили место акционерным компаниям с многомиллиардными капиталами. В то время по сторонам длинного, прямого, не забитого толпами шоссе стояло всего около дюжины одноэтажных гостинично-игровых комплексов, разделенных сотнями метров песка с клубками перекати-поля.

Как раз перед нашим отъездом мой коллега профессор Роберт Зоргенфрей рассказал мне о недавно появившейся стратегии игры в блэкджек [44], позволявшей игроку, как утверждалось, свести преимущество казино до уровня меньшего, чем в любой другой азартной игре. Следующей по выгодности игрой была баккара, в которой преимущество заведения составляет всего 1,06 %, а затем шла игра в крэпс, для некоторых ставок в которой оно было равно 1,41 %. Новое значение – 0,62 % – было настолько близко к равенству шансов, что я собирался рискнуть несколькими долларами просто развлечения ради. Эта стратегия, разработанная четырьмя математиками во время их военной службы, охватывала несколько сотен возможных решений, с которыми может столкнуться игрок. Я выписал основные ее положения на карточку, которая помещалась в мою ладонь. Весь мой предыдущий опыт игры в казино сводился к тому случаю, в котором я разыграл несколько монет в игровом автомате.

После того как мы устроились в гостинице, мы отправились в казино. Пробравшись среди посетителей бара, курильщиков и игровых автоматов, я нашел два ряда столов для блэкджека, разделенных проходом, или «ямой», в которой можно было найти запасы фишек и карт, а также официанток, предлагавших клиентам-«простакам» алкогольную нирвану. За всем этим пристально следил инспектор зала. Дело было в середине дня, и за немногими работающими столами было полно игроков. Когда мне удалось найти себе место, я выложил весь свой банкролл, стопку из десяти долларовых монет, на зеленое сукно стола рядом со своим «боксом» – местом, предназначенным для моих ставок. Так как казино имело, хоть и небольшое, преимущество, я не рассчитывал выиграть, но, поскольку я собирался изготовить устройство для предсказания игры в рулетку, а до этого я никогда не играл в азартные игры, было самое время набраться опыта. Я не знал практически ничего ни о казино, ни об их истории, ни о принципах работы. Я был подобен человеку, просмотревшему кулинарные рецепты, но никогда не заходившему на кухню.

Игра, в которую я собирался играть – блэкджек, или «двадцать одно», – почти точно соответствует старинной испанской игре в «двадцать одно», упоминавшейся в рассказе Сервантеса еще в 1601 году. В середине XVIII века, в разгар охватившей тогда Европу моды на азартные игры, французы называли ее «vingt-et-un». Впоследствии, уже в XX веке, когда эта игра появилась в игорных заведениях США, в ней иногда предлагались премии за определенные комбинации карт. В частности, если первыми двумя картами игрока были туз пик и один из двух черных валетов [45], игрок получал выплату из расчета десять к одному. Хотя это правило вскоре отменили, название игры прижилось, а кроме того, блэкджеком называют теперь любое сочетание из двух карт стоимостью 21 очко – то есть состоящее из туза и любой десятиочковой карты.