Последний властитель Крыма - Игорь Воеводин Страница 25

– Мужик звонил?

– Ну.

– Ну и ты что думаешь, этот рыжье брал?

– А может, вместе с Зубаткиным…

– А может, без Зубаткина?

– Может.

Главмент затушил сигарету в массивной пепельнице.

– Значит, так, Саныч. Летуну – музыку на ноги (заковать в кандалы – устар.) и в СИЗО. В комендатуре – обыск, под утро, часов в пять.

– А с кем я его отправлю? Все наряды в ДК, ночь, сам знаешь, какая предстоит.

– С кем, говоришь? – Главмент призадумался и, сняв трубку телефона, накрутил диск.

– Алло, комендатура? – забасил он. – Коменданта дай… А, товарищ Зубаткин, здравия желаю! Это Сизов, начальник райотдела… Тут такое дело, товарищ майор… Конвойного нам не пришлете – барса одного в СИЗО отвезти надо… Да знаю, знаю, но барс-то этот – военный, летун, так что все законно… Опасный ли? Да вашим не привыкать. Дай бойца поопытней да машину, а я в долгу не останусь. Лады. Фамилия задержанного – Нефедов. Не-фе-дов. Да. Лейтенант. Лейтенант? – глянул он на сыскаря. Тот кивнул.

– Лейтенант. Ну бывай, майор…

– Сюда летуна, – скомандовал он оперу.

Нефедова притащили в кабинет. С его изуродованного лица капала кровь.

– Вот что, летчик, – главмент говорил тихо. – Не хочешь колоться – дело твое. Только сроку тебе сутки. Оттащим тебя сейчас в СИЗО, пока побудешь на сборке, а не поумнеешь – к вечеру кинем на пресс-хату или к правильным пацанам да скажем, что ты за мохнатый сейф (за изнасилование – блатной сленг) париться идешь, они тебя живо кукарекать научат…

Лейтенант молчал.

– Сечешь, летун?

Нефедов не ответил.

– Ну, дело твое. Подумай, парень, подумай. Стоит ли из-за этого рыжья весь срок под шконками париться да крыльями хлопать?

Нефедова увели.

– На обыск к воякам поеду сам. – Главмент смерил опера взглядом. – С тобой, естественно.

– Так что, Зубаткина на разговор не вызывать?

– А он нам уже все сказал. Это же он летчика вложил, или ты сомневаешься?

– Так-то да, но рыжье-то откуда?

– Эх, Саныч, а сам ты сколько раз вещдоки подбрасывал? Сам же говоришь – в ДК они вместе были…

– А не найдем рыжья?

– Найдем, – резко ответил шеф. – Раз мешочек подбросил, значит, и остальное тута. Не ушло рыжье из города, не на чем ему было уйти, ни одна машина через посты недосмотренной не прошла, тут оно, туточки…

– Ну, а когда найдем?

– Сам думай, опер… Нужен нам после этого майор? И кто тогда сосчитает, сколько мы рыжья нашли – сто килограммов или пятьдесят?

– Я понял.

– Вот и молодец. Со шконок упадет?

– Не знаю, не знаю и знать не хочу. Сначала мне рыжье найди, а потом и думай.

37,7 градусов по Цельсию

– Товарищ майор! Разрешите войти! Ефрейтор Серебряков по вашему приказанию прибыл!

– Вот что, ефрейтор… Получи оружие, два рожка, и отвезешь в Лебяжье лейтенанта одного. «Зебру» вызвал, за руль кого поопытней.

– Откуда его брать?

– Из ментовки. Фамилия – Нефедов.

И, глядя, как расширились глаза солдата, майор спросил:

– Ты что, боец? Нездоров?

29 градусов по Цельсию

Хитер был майор Зубаткин. С его хитростью где-нибудь в верхах, в Генштабе ли, в правительстве ли заседать – все предусмотрел. И знал, что Серебряков с Нефедовым закорешились.

А раз так, либо не довезет ефрейтор лейтенанта до Лебяжьего – отпустит, мол, сбежал.

И постреляет вверх, чтобы слышали.

А нет человека – и проблемы нет.

Либо – довезет, ну, а там, в Лебяжьем, любой в чем угодно признается, а доказательства – вот они, вещдоки, у вас, менты, на столе… А рыжье…

А золото, господа хорошие, уже в самолете. Уже салабоны перетащили мешки в ТУ-95 да ветошью прикрыли.

Лежат они теперь себе тихонько, незаметненько, а бомбардировщиков с атомным оружием на борту никто обыскивать не даст.

Москву запрашивать надо.

А это – день-два-три, вся неделя.

А за это время мы все, все перепрячем, да так надежно, что ни сыскарю, ни главменту и на голову не упадет, где искать…

Зубаткин нервно прошелся по кабинету. Знакомая дрожь грызла позвоночник, сладкой, нудной болью отзывалась в паху.

Майору нужна была баба.

Алкоголь его не расслаблял.

«Кого? – думал майор. – Клавдию? Ну на фиг. Не жену же? Нет, конечно». Он вспомнил Натаху-Комбайн.

«Пойду промнусь, – решил он, – сыскари все равно раньше утра не заявятся, время их известное, а я пока в ДК кого-нибудь отконтрапуплю…»

Он накинул плащ-палатку.

– Дневальный, – крикнул он, – я в штаб!

– Опергруппам, коли на разгоны будут подымать, – загнусавил солдат, – патроны выдавать?

– Действовать согласно обстановке, – отрезал комендант и вышел под нудный холодный осенний дождь пополам со снежной пылью с залива.

Шуга – ледяная крошка – ходуном ходила в волнах, враз ставших тяжелыми, маслянистыми, густыми и вязками, словно парафин.

Скрипел и качался фонарик, забранный в сетку, над гауптвахтой.

Майор оступился и провалился с трапика – настила над теплотрассой – в лужу.

«Ух, курвы, зубами загрызу! – распалял себя Зубаткин. – Бабу мне, бабу – и скорей…»

Звезды попрятались. Трапики жалобно скрипели и стонали.

И громко чавкала и хлюпала грязь там, где приходилось ступать по земле.

30 градусов по Цельсию

– Значит, отвез?

Ефрейтор отвел глаза в сторону.

– Доставил, стало быть, дружка в лучшем виде?

Надя смотрела в землю, зато взгляд Вальки жег Серебрякова без пощады. Он вскинул голову:

– А что я мог поделать?! Ну, сбежали бы мы вместе – куда?! Ничего же не готово, все припасы у тебя в амбарчике, ни катера, ни нарт, ничего – в сортире бы прятались?

– А его ты отпустить не мог?

– Мог. Только кто потом меня бы отпустил?

– А что, у вас побегов c-под конвоя не случалось?

– Случались. Только не в браслетах да полуживым.

Ефрейтор осекся и покосился на Надю.

Но она продолжала изучать грязь под ногами.

– Ладно, – Валька сбавила обороты, – у вас что, менты шерстили?