Зимняя война 1939-1940 гг. - Гордон Франк Сандер Страница 25

Теперь и Чемберлен начал видеть смутные очертания плана. К тому времени, как четырехчасовое собрание подошло к концу, британская делегация согласилась с «важностью оказания всей возможной помощи Финляндии». Конечно, сначала необходимо было уговорить шведов и норвежцев присоединиться к делу, но это была преодолимая проблема, как считали Чемберлен и Даладье. Таким образом, фундамент для чернового плана отправки британских и французских войск в Финляндию был заложен.

Как пишет Кларк:

«После 19 декабря дороги назад больше не было; три дня спустя французский премьер посчитал, что он должен сообщить парламенту, что Франция собиралась «всецело помогать Финляндии». Это заявление было встречено овациями».

Разумеется, чтобы такой окольный план (если его можно так назвать) начал работать, отважным финнам нужно было еще какое-то время продержаться. Однако, по последним донесениям с линии Маннергейма, это не было проблемой.

Презрение немцев к Красной Армии и ее эффективности в Финляндии было подтверждено в их испепеляющем штабном отчете, который вышел в конце декабря. В нем немцы бранили Красную Армию за «плохую организацию связи», «корявые войска» и «отсутствие боевых качеств». В заключение писалось, что она «не устоит против любой армии с современным вооружением и превосходным руководством».

* * *

Другие нейтральные страны, такие как Голландия, убаюканные столетием нейтралитета и линией Греббе — мощной системой плотин, которая должна была остановить немцев, если последние совершили бы ошибку и напали на Голландию, — были воодушевлены финским примером. Репортер «Нью-Йоркера» из Амстердама писал в ту зиму:

«Пухлые голландцы торжественно заседают за столиками в ресторане «Астория», ожидая, пока официант принесет дюжину устриц или поджаренного цыпленка, и с убеждением заявляют, что Голландия скоро сделает с Германией то же, что Финляндия проделала с Россией».

Сравнение было неуместным. У голландцев было много хороших качеств, однако после более чем ста лет мира, их армия была не в боевом состоянии. И линия Греббе, передовая линия обороны голландской водяной системы, тоже оказалась столь же бесполезной, как линия Мажино во Франции пятью месяцами спустя. Корреспондент «Нью-Йоркера» был того же мнения: «Есть британские военные эксперты, которые полагают, что голландская армия задержит немцев минут на пять».

* * *

ВВС РККА, в свою очередь, отметили день рождения вождя серией новых налетов. Среди целей был Турку — город, который стал излюбленной мишенью для советских бомбардировщиков. Пятнадцать стервятников прошли через заградительный огонь зениток, подожгли большое количество домов в рабочих кварталах и убили с дюжину людей. Хельсинки снова бомбили в тот день, и стервятники снова подожгли осажденный город. Среди жертв 21 декабря была центральная больница Хельсинки. Поезд между Турку и Хельсинки, тот самый, на котором только что ехали Герберт Эллистон и Курт Блох, был дважды обстрелян из пулеметов.

* * *

В то же время группа репортеров, в которую входили Алридж, Кокс и Карл Майдане — журналист и фотограф журнала «Лайф», впервые увидели ужасающий вид поля боя у реки Кеми, где был уничтожен 273-й полк. Посредством их статей те же картины увидели миллионы американцев и британцев.

Это был первый раз, когда иностранным репортерам было разрешено посетить и сфотографировать поле боя. После будут и другие диорамы смерти, которые они посетили, — Суомуссалми и Раатге. Но на этих репортеров поле битвы у Кеми произвело неизгладимое впечатление, в особенности в связи с тем, что это было первое поле боя, которое они увидели. Еще одна вещь отличала его от других полей боя: убитые финны еще не были с него убраны. Будущие поля сражений проходили «косметическую уборку» перед приездом прессы. На реке Кеми такого не было.

Австралиец Алридж начал свой памятный репортаж, напомнив американским читателям о безумном холоде, в котором он работал и в котором велась эта странная война.

Ему никогда ранее не приходилось работать в столь суровых условиях:

«Холод отупляет мозг в этом арктическом аду, снег летит над потемневшей пустыней, ветер завывает, а температура опустилась до минус тридцати. Здесь русские и финны сражаются в ослепляющей пурге за то, кто же будет владеть этими обледеневшими лесами».

Затем Алридж описал поле боя. «Это было самое ужасное, что я когда-либо видел, — написал он. — …Как будто все солдаты внезапно превратились в восковые фигуры. Там было около двух или трех тысяч русских и несколько финнов, все замерзшие в боевых позах. Некоторые сплелись в объятиях, а их штыки застряли в телах противника; некоторые замерзли в полу стоячем положении, некоторые были в скорченном положении, обняв себя руками, у некоторых в руках были зажаты гранаты. Некоторые лежали целясь из винтовок, на животе с разведенными ногами.

Некоторые замерзли, стоя на коленях, закрыв руками лица, а другие замерзли в положении, в котором упали, будучи убитыми на бегу. У каждой группы была своя история. Например, было место, где была уничтожена русская кавалерия, и там в одну кучу была свалена группа лошадей, убитых, будучи привязанными к деревьям.

Там была замерзшая группа из двадцати русских и нескольких финнов. Было понятно, что финны застали русских пулеметчиков врасплох, когда они еще только собирали пулеметы. Русские все еще держали детали пулеметов в руках и работали над сборкой, подняли головы и увидели приближающихся финнов».

Если Алридж был в ужасе, то Кокс, тоже пораженный, сумел написать более подробные отчеты о нереальной сцене, развернувшейся перед ним, опять же используя сравнение с восковыми фигурами.

«Разбитая колонна стояла на три четверти мили по дороге… Все еще цеплялся за руль штабной машины мертвый водитель, его лоб разбит пулей — он был первым из убитых, которые лежали повсюду. Как странно выглядели тела на дороге, на таком холоде, что если снять рукавицу, то рука замерзала за минуту. Холод заморозил их в том положении, в котором они упали. Он также слегка иссушил их тела и черты лиц, что привело к искусственному, восковому виду лиц.

Вся дорога казалась гигантской тщательно сделанной восковой диорамой сражения.

Там же лежали и убитые финны.

Финнов было легко отличить. У них у всех были белые маскхалаты поверх серой формы, а сапоги были из желтой, новой кожи. Товарищи прикрыли лица убитых тканью или еловой веткой. Я открыл лицо одного из солдат, великана в серой форме. У него было типичное финское крестьянское лицо, с резко очерченной челюстью. В его смерти он выглядел очень молодо — лет двадцати. Я уже достаточно насмотрелся на эту форму за три недели в Финляндии и понимал, что будет значить похоронка на этого солдата, когда она придет в какой-нибудь красный крестьянский домик в лесах на юге…»

Поэтому, по приказу Маннергейма, репортерам после этого было запрещено посещать места сражений до того, как все убитые финны были убраны. [5]