На службе у бога войны. В прицеле черный крест - Петр Демидов Страница 25

Мы мало что знали о других маршалах, таких как Блюхер, Тухачевский, Егоров. У нас было поверхностное представление о руководителях, как сейчас принято говорить, силовых структур — Ягоде, Ежове, Берии. Кстати, Берия тоже носил звание маршала. Это сегодня, открыв книгу, например Владимира Карпова «Расстрелянные маршалы», можно прочитать о Тухачевском, Блюхере, Егорове, Кулике, даже о Берии. Или, если заглянуть в книгу Николая Черушева «1937 год. Элита Красной армии на Голгофе», то найдешь материал о том, как преступно, нарушая все законы, проводилась чистка Красной армии в годы культа личности Сталина.

Можно найти материал и о маршале Буденном, который из карьеристских соображений убрал с дороги организатора крупных кавалеристских соединений в годы Гражданской войны Бориса Думенко, расстрелянного по ложному обвинению. Это он, бывший вахмистр Буденный, охаивал в 30-х годах Тухачевского, Иссерсона и Триандафилова, военных теоретиков и практиков, отстаивая конницу как важнейший род войск, по его понятию, который в будущих операциях современной войны будет играть решающую роль. Это он, Маршал Советского Союза, инспектор кавалерии РККА, член военного трибунала, ставил свою подпись, после Ворошилова, под обвинительными документами невинных жертв, обрекая их на смерть.

Готовясь к войне с Советским Союзом, германская разведка руками Сталина, Ворошилова и других убирала из Красной армии лучших наших военачальников, которые обвинялись в шпионаже в пользу Германии, Японии, Польши и других государств. Многие из них бывали за границей, проходили стажировку в германском генеральном штабе. Посылал их туда не кто иной, как нарком Ворошилов, он же потом и обвинял в том, что они «снюхались» с зарубежными разведками.

Когда судили маршала Тухачевского, Буденный зачитывал приговор о расстреле. Михаил Николаевич спокойно выслушал приговор, потом бросил в лицо Буденному: «Был ты вахмистром, вахмистром и остался!..»

В годы войны при разных обстоятельствах я еще не раз буду сталкиваться с маршалом Буденным и другими высокопоставленными армейскими особами. Об этих встречах еще успею рассказать. Для нас, молодых лейтенантов, такие встречи с высоким начальством мало что значили, это лишь эпизоды военного лихолетья, которые почти никак не отражались на нашей судьбе. Лишь после войны на встрече ветеранов кто-то нет-нет да вспомнит: «Вы не забыли, как к нам приезжал…» И это все.

Для нас в те весенние дни 1942 года главным было другое: мы поняли, мы почувствовали, мы поверили в победный конец войны. Ведь не зря же собралась такая сила только в одном нашем танковом корпусе!

Может, и не все удалось сделать в Москве при формировании корпуса, что-то доделывали в Липецке, куда по приказу переместились все наши части весной 1942 года. 7 апреля штаб бригады издал приказ на марш. В нем определялся порядок движения частей по маршруту: Москва — Подольск — Тула — Елец — Липецк. Колонны шли своим ходом в ночное время, соблюдалась строгая маскировка. Переход был тяжелым, на скорость движения оказывали влияние бездорожье и распутица. Реки Туровец, Ока и Неруч разлились настолько, что пришлось наводить понтонные мосты.

Наконец корпус добрался до Липецка, места своего назначения. Танкисты разместились по одну сторону города, мотострелки — по другую. Здесь проводилось доукомплектование частей до полного штата и их довооружение. Снова началась учеба, пошли тренировки, политические занятия. Офицерскому составу разрешен был выход в город, и я с командиром 1-й батареи Вилли Хацкевичем успел даже побывать в местном театре, где ставилась пьеса Шиллера «Коварство и любовь». Все это время корпус находился в резерве Верховного Главнокомандования, но со дня на день ждал приказа о переброске в район боевых действий.

И приказ поступил: корпус передавался в распоряжение Брянского фронта.

В мае 1942 года обстановка на фронте осложнилась до предела. Гитлеровские войска вновь перешли в наступление и временно захватили стратегическую инициативу.

Таким образом, 1-й танковый корпус генерала Катукова оказался в самых горячих точках боевых действий.

Во второй половине июня 1942 года последние части танкового корпуса прибыли в новый район расположения — небольшой городок в Орловской области под названием Ливны. Как правило, весь личный состав и боевая техника размещались не в городе, а на окраинах либо в близлежащих деревнях. Такое рассредоточение не стало исключением и на этот раз. Это делалось с той целью, чтобы избежать потерь в случае налета вражеской авиации. В большинстве случаев немцы бомбили города, а на поселки и небольшие деревни особого внимания не обращали. В одной из таких деревень, в трех-четырех верстах от Ливен, расположился и наш дивизион.

Пока о планах командования нам ничего не было известно: где будет воевать корпус? Забежав в штаб к Виктору Мироненко, я пытался выведать у него хотя бы что-то, но он только развел руками:

— Сам ничего не знаю, а у комбрига Мельникова одна отговорка: ждите приказа.

Вопрос сам по себе, возможно, был и некорректным. В армии, тем более на фронте, вся жизнь течет просто: приказ — исполнение. Я уже собирался уходить, но Мироненко остановил меня и, то ли в шутку, то ли всерьез, посоветовал:

— Если тебе невтерпеж, Демидов, позвони в штаб корпуса, он тут недалеко, в селе Воротынск.

Звонить, конечно, я не стал, в этом необходимости не было, да и приходил я к Мироненко лишь с единственной целью — пригласить на гулянку. Наши батарейцы уже подружились с местными девчатами, и как только наступал вечер, брились, умывались, чистили сапоги — и на танцы.

В тот теплый июньский вечер на танцы пошел я один. Гармонист, местный паренек лет пятнадцати-шестнадцати, проиграв кадрили и польки, перешел на вальс. В танце, кроме солдат, кружились и наши молодые офицеры. Когда вальс закончился, ко мне подошел Вилли Хацкевич, наш с Власенко подопечный и, переводя дыхание после быстрого танца, смеясь, спросил:

— Что ж так поздно, Петр Михайлович? Девиц уже всех разобрали. Вон наши ребята как воркуют. Что значит артиллеристы!

А артиллеристы тем временем снова ринулись в пляску, поднимая пыль на пятачке. Девицы осыпали их градом частушек и прибауток:

Батарейцы в долгу не оставались и выдавали свои частушки:

Переплясать да перепеть деревенских девушек было не так просто. Тут были настоящие мастера «частушечного» жанра. Одна такая курносенькая, видать, заводила в девичьей компании, так и сыпала остротами:

Импровизированный концерт обещал быть затяжным. Веселье было уже в полном разгаре, когда появился наш начштаба Витя Мироненко, успевший где-то пропустить рюмочку-другую. Он был на «взводе», но на ногах держался крепко. Благодушно улыбаясь во всю ширину своего круглого лица, он подошел к стоявшим отдельной группой офицерам, поздоровался. В это время гармонист заиграл танго «Утомленное солнце», и кавалеры бросились приглашать дам. Мироненко, увидев двух красоток, подошел к ним, галантно поклонился и, стукнув каблуками, пригласил одну из них на танец. Девушки почему-то странно посмотрели на него, потом, громко прыснув со смеху, убежали на круг. Старший лейтенант стоял растерянный, не понимая, что случилось.