Молниеносная война. Блицкриги Второй мировой - Александр Больных Страница 25

Но на этом историки последней волны не останавливаются. Партия дала установку — доказать, и они доказывают. Появляются многомудрые рассуждения о делении танков на категории в зависимости от технического состояния. Из цифры 28 или там 24 тысяч танков немедленно вычитаются танки, подлежащие капитальному ремонту, третья категория и так далее. При этом сразу негласно постулируется, что у немцев все танки до единого сверкают заводской смазкой и свежезаменёнными деталями. А у нас, мол, требуют капитального ремонта и полностью небоеспособны минимум 25% танков. Но остановиться на этом было бы невыполнением партийного задания. Поэтому начинаются рассуждения о том, что танки «второй категории», то есть «текущий ремонт», тоже в массе своей небоеспособны. И аккумуляторы у них текут, и траки кривые, а моторесурс так и вообще исчерпан. В результате чего у нас в сухом остатке имеются только танки «первой категории», но тоже далеко не все. Их освоить не успели и предпродажную подготовку не провели.

В общем, из наших 28 тысяч танков остаются едва ли 10%. То есть превосходство переходит к немцам. Конечно, не шестикратное, но всё равно — у них уже больше. Однако это вызывает другой резонный вопрос. А что следует сделать с командиром мехкорпуса, у которого из 600 танков боеспособными являются только 60? Лично я такого не расстрелял бы, нет. Я бы его повесил. Публично. На площади. Как врага народа и вредителя. Так что господа историки должны выбирать. Либо Красная Армия всё-таки имела более 20 тысяч танков, либо её командный состав был сплошь укомплектован шпионами, вредителями, врагами народа или, в лучшем случае, непроходимыми идиотами. Совместить обе гипотезы невозможно.

Оставим пока вопрос о численности советских танков и обратимся к немецким. Вермахт начал подготовку к вторжению в Россию с удвоения количества танковых дивизий и формирования ещё двух танковых групп. Косвенным признаком того, что всё это рассматривалось как долгосрочная серьёзная мера, служит то, что танковые группы получили стандартные порядковые номера вместо имён, как это было во время боёв во Франции. Танковая группа «Клейст» — это что-то непостоянное и недолговечное, зато 1-я танковая группа — это как бы навсегда.

Впрочем, от такого увеличения числа дивизий и групп танков в немецкой армии не прибавилось. В ходе реорганизации Панцерваффе дивизии были просто поделены пополам. Однако же я не спешил бы весело смеяться над этой мерой. Некоторые основания для неё имелись, и определённую пользу она принесла. Учитывая протяжённость и глубину нового театра, немцам отчаянно требовались новые танковые дивизии. Но промышленность не могла дать столько танков, вот и пришлось немцам изворачиваться, опираясь на свои скудные ресурсы. А польза была очевидной. Если бы у них осталось прежнее количество дивизий, то и танковых групп удалось бы сформировать всё те же две штуки, что и во Франции, и, как следствие, военные действия на Восточном фронте приняли бы совсем иной оборот. Так что, можно сказать, немцы проявили изобретательность и нахальство, предъявив советскому командованию «куклу». Сверху лежали сотенные купюры, зато внутри, хоть и самые настоящие, но всего лишь трёшки.

Но было ещё одно изменение в структуре Панцерваффе, которое далеко не все замечают, несмотря на его серьёзное влияние на ход военных действий. Как мы уже не раз подчёркивали, секрет успеха блицкрига заключался в налаженном взаимодействии разных родов войск. И вот на нижнем уровне произошла неофициальная реорганизация танковых частей. Её редко замечают, скорее всего, именно в силу этой неофициальности. Практически в каждой танковой дивизии были сформированы нештатные, но достаточно устойчивые полковые боевые группы. То есть теперь командир танкового полка не должен был обращаться в штаб дивизии, чтобы получить помощь мотострелков, сапёров или разведчиков, они были подчинены ему напрямую. Дальнейшее развитие получила и система взаимодействия с Люфтваффе. Офицеры связи Люфтваффе теперь имелись в каждой дивизии, а часто — и в каждом полку.

Кстати, уже из этого видно, что перспективы германского блицкрига в России выглядели довольно туманными. Размах предстоящих операций был в десятки раз больше, чем на Западе. У немцев элементарно не хватало сил, чтобы реализовать намеченный план. Если перед Курской битвой многие немецкие генералы откровенно не верили в успех операции именно по этой причине, то перед началом вторжения в СССР эти сомнения почему-то никого не посетили. Опьянение победами — опасное состояние, ведь недаром в Уголовном кодексе давно уже состояние опьянения считается отягощающим обстоятельством.

Мы не будем, как предлагает Суворов-Резун, делить немецкие танки на квадратные километры территории, T-III в чукотской тундре смотрелся бы несколько сюрреалистично. Но давайте посмотрим на план «Барбаросса» отвлечённым, холодным взглядом. Он был составлен с учётом имевшихся сил, но уже в разделе задач проявляется явное несоответствие сил и поставленных целей. Чтобы одновременно разгромить противника на всём протяжении фронта от Балтийского до Чёрного моря, каждой из трёх групп армий требовались по две танковые группы. То есть путём элементарной арифметики мы получаем результат — требовалось шесть танковых групп, в то время как Германия имела их только четыре. На большее у неё не хватало ни танков, ни танкистов. Между прочим, можно ли считать случайным совпадением, что в завершающий период войны Красная Армия имела именно шесть танковых армий? То есть уже на стадии планирования ОКВ заложило фундамент будущего поражения Вермахта. Ну, а если Германия не могла в принципе выставить требуемые силы, зачем вообще было начинать войну? Нет, конечно, немцы могли поделить каждую из двух имевшихся танковых групп на пополам и на три части, но это уже получились бы кошкины слёзки…

Не меньшую проблему представляла собой и глубина будущих операций. Марш в 500 километров по приличным европейским дорогам немецкие танки ещё выдерживали. Конечно, они были надёжнее советских, и ремонтная служба в танковых дивизиях Вермахта работала куда лучше нашей, но всё равно, следовало учитывать совершенно неизбежный процент поломок и отказов. А потом посчитать, сколько танков не выдержат даже простого марша на Москву, без всяких зигзагов и петель, продиктованных ходом военных действий, даже без боевых потерь. Словом, создаётся впечатление, что при планировании немецкие генералы не учли совершенно объективные географические факторы, которые никоим образом не зависели от численности, уровня подготовки и боеспособности Красной Армии. Кстати, с этим последним фактором у немцев тоже вышла накладка. Все помнят известную фразу Гитлера о том, что он десять раз подумал бы, прежде чем напасть на Советский Союз, если бы знал, сколько танков у Сталина.

С учётом этого неудивительно, что немецкий блицкриг, столь успешный в начале войны, выдохся примерно в 700–800 километрах от границы (кстати, опять же, поразительное совпадение с глубиной непрерывных операций на Западе), и немцам потребовалась оперативная пауза для приведения в порядок Панцерваффе. Но эта пауза сама по себе означала крах большого блицкрига. Молниеносная война не получилась, да и не могла получиться в принципе, несмотря на все тактические и оперативные успехи блицкрига малого.

Немецкое командование не учло ещё один фактор, а именно тотальный характер современной войны, когда мало разбить вооружённые силы государства, нужно ещё сломить его политическую систему. Из всех уроков кампании на Западе немецкие генералы увидели только те, которые хотелось увидеть. Французская армия была быстро разбита — на том и закончилась Франция. Но то, что разгром британской армии совсем не привёл к капитуляции Великобритании, заметить никто не пожелал. На всякие неудобные моменты Гитлер и его генералы просто закрывали глаза.