Сен-Жермен. Человек, не желавший умирать. Том 2. Власть незримого - Жеральд Мессадье Страница 26

— Мы вполне можем разговаривать в присутствии князя, — заявил Григорий. — Он наш верный друг. Должен предупредить, что вы оказались точнехонько в пороховом погребе. Поскольку немец, — Себастьян догадался, что речь шла о царе, — упразднил государственную службу и дворянство получило возможность служить за границей, крестьяне воображают себе, что он их тоже освободит и они смогут покидать земли своих хозяев. То тут, то там вспыхивают мятежи. Мало этого, Петр конфисковал земли церкви, и опять-таки тысячи крестьян готовы восстать. После того как он велел публично выпороть священника за то, что тот раскритиковал религиозную политику царя, нет ни одного попа, который бы не предал немца анафеме. Сенат не знает, что и думать, а Священный синод вне себя от ярости. Что же касается армии, он навязал нам немецкие мундиры и командиров, которые только и мечтают разрушить русские традиции. Можно подумать, что все мы теперь находимся на службе у прусского короля.

Себастьян слушал, пораженный.

— И при дворе не лучше, — продолжал Григорий, — царь вопит направо и налево, что собирается развестись с императрицей и отнять у своего сына Павла титул наследника трона.

— Почему?

— Он вообразил, что Павел — это сын бывшего любовника императрицы Салтыкова.

— И кого он собирается поставить на его место?

— Ивана Шестого Антоновича.

— Это еще кто такой?

— Немец, разумеется. Принц Брауншвейг-Вольфенбрюттель, сын Анны Леопольдовны.

— Сколько ему?

— Двадцать лет. А канцлер Воронцов поддерживает его планы.

— Почему?

— Да потому что у Петра связь с его дочерью Елизаветой, если вообще он может иметь связь с женщиной. Он и не скрывает своей мечты: стереть прошлое, как если бы его не было вовсе. Если бы царь развелся, эта Елизавета, вероятно, стала бы императрицей.

— Но что же настоящая императрица?

— А что она может? — пожимая плечами, ответил Григорий Орлов. — Ничего. Вся власть в руках царя, которого она теперь и не видит. В ее непосредственном окружении есть лишь несколько человек, на которых она может положиться: ее мать, которую вы знаете, воспитатель ее сына Никита Панин и две-три фрейлины. Даже мне запрещен к ней доступ.

Себастьян молчал, обдумывая услышанное. В самом деле, с минуты на минуту пороховой погреб должен взлететь на воздух. Петр III мог развестись, упрочить свое положение и заключить еще более тесный альянс с Фридрихом. Но скандал, вызванный указами, и намерения царя могли спровоцировать настоящий бунт. И тогда никто не сможет вмешаться. Тем временем в помещение вошел Алексей Орлов, вид у него был подавленный.

— У императрицы и в самом деле нет никакой поддержки? — спросил Себастьян.

— У нее есть гвардейские полки, — ответил князь Барятинский. — Но что, по-вашему, нам делать? Все не так, как было двадцать лет назад! [12]

— Вы могли бы вознести ее к власти.

— Да. Как Елизавету. — Григорий Орлов покачал головой. — Но у Екатерины нет никакого политического опыта.

— Сейчас это не имеет значения. Иначе бедствие, катастрофа! — воскликнул Себастьян. — Неужели вы этого не понимаете? Это будет всемирная катастрофа!

Воцарилось молчание.

— Мы были бы счастливы, если бы вы высказали свое мнение, — произнес наконец Григорий Орлов.

— Оно вам хорошо известно. Впрочем, мне нужно принять одно важное решение. Баронесса Вестерхоф в своем письме настоятельно советует мне не задерживаться в Москве, а выезжать в Санкт-Петербург.

— И, я полагаю, не ночевать в нашем доме, — с понимающей улыбкой добавил Григорий. — Ее советы имеют под собой основание. Императрица в Санкт-Петербурге, и я не сомневаюсь, что она будет рада вас видеть, если, конечно, предположить, что вас до нее допустят.

— А вы?

— Мы с Алексеем тоже вскоре отправимся в Санкт-Петербург с нашим гвардейским полком. Остальные полки уже там. Там же и два других наших брата.

— Но я не могу уехать в Петербург прямо сейчас. Не посоветуете ли какую-нибудь гостиницу, где можно было бы провести эту и, пожалуй, следующую ночь?

— Вам нет никакой необходимости отправляться ночевать в гостиницу. Дворец Голицыных сейчас пуст, поскольку княжна Мария в Санкт-Петербурге. Баронесса предупредила ее о вашем приезде, и Мария уже распорядилась, чтобы вы были там размещены со всеми подобающими удобствами.

Себастьян склонил голову в знак признательности.

— Чтобы мы смогли продолжить наш разговор, — вмешался князь Барятинский, — коль скоро вы будете проживать во дворце Голицыных, окажите мне честь отужинать со мной. Я пришлю за вами карету и распоряжусь, чтобы она оставалась в вашем распоряжении вплоть до вашего отъезда в Петербург.

— Благодарю вас, — ответил Себастьян. — Вы позволите мне пригласить моего сына, которого я попросил приехать ко мне в Москву? Он живет у посла Соединенных провинций.

— Почту за честь, граф.

В тот вечер, 7 июня 1762 года, в библиотеке дворца Барятинского их было шестеро. Четверо, включая шевалье де Барбере, едва могли прийти в себя от изумления, увидев графа де Сен-Жермена и его сына, князя Полиболоса. За исключением нескольких незначительных отличий, едва различимых при свете свечей, сын был копией отца. Вплоть до тембра голоса и манеры держать себя. Они походили друг на друга как две капли воды.

Каждый из присутствующих задавал себе вопрос, зачем Себастьян пригласил сына в Москву. Их исключительное сходство могло быть использовано во многих обстоятельствах, но никто не решался спросить, что обо всем этом думал сам Сен-Жермен.

За ужином разговор зашел об угрозах, которые царь высказывал в адрес датского короля Фридриха V. Вне всякого сомнения, поскольку Петр являлся по рождению герцогом Гольштейн-Готторпским, недавно приобретенная власть вызывала в царе желание отомстить тому, кто отнял у него Шлезвиг. А поскольку русская армия была гораздо сильнее, чем датская, и, более того, Петр был союзником короля Пруссии, он с трудом сдерживал нетерпение: царь жаждал как можно быстрее свести счеты.

— Он пьет еще больше, чем прежде. Из-за этого его агрессивность представляется весьма опасной, — заметил Барятинский. — Не стоит сомневаться, его нападение на Данию — вопрос нескольких дней или недель, он твердо намерен отобрать Шлезвиг. Можно не сомневаться, что прусский король с удовольствием его поддержит.